Нужно ли говорить пациенту, что у него рак? Можно ли и нужно ли говорить правду онкологическому больному? Почему врачи не говорят диагноз рак.
Врачи практически любой специальности, в своей врачебной практике, сталкиваются с проблемой онкологической патологии. Победа над опухолью никогда не дается легко. Борьба с раком требует значительных усилий со стороны медицинских работников и невозможна без активного участия пациента в процессе лечения. Поэтому, вопрос о целесообразности информирования больного о наличии у него злокачественного новообразования крайне важен и требует однозначного решения.
К сожалению, в то время, когда «все прогрессивное человечество» уже давно и однозначно определилось с тактикой поведения врача по отношению к пациенту, при выявлении рака, и озабочено поиском эффективных путей исцеления недуга, на просторах бывшего СССР, по-прежнему наиглавнейшим принципом врачебной этики в онкологии считают умение скрыть правду от пациента. Перефразируя Шекспира:
«Знать или не знать?» = «Бороться или пассивно умирать?»
Корифеями отечественной деонтологии (деонтологии в онкологии ) принято считать академиков Н.Н. Блохина (на фото) и Н.Н. Петрова, которые в своих работах (вторая половина ХХ века) обосновали необходимость сокрытия от пациента диагноза рак. Считалось, что психическая травма, которую получает больной в «момент истины», настолько сильна, что может толкнуть человека на самоубийство или развивает в нем комплекс обреченности, отравляя жизнь.
В СССР существовала некая индустрия умелого сокрытия правдивого диагноза от пациента. Например, в больничных листах писали «Заболевание» вместо «Рак», на врачебных обходах пользовались латинским «Cancer», пациенту не сообщали результаты рентгенологического обследования и биопсий (или врали), не показывали медицинские документы о его состоянии здоровья.
Во время прохождения интернатуры мне довелось принимать участие в «психологическом» оперативном вмешательстве у пациента с 4 ст. рака ободочной кишки. Чтобы скрыть правду, хирурги, под общим наркозом, сделали лапаротомический разрез кожи передней брюшной стенки, без вскрытия брюшной полости, имитируя успешную операцию.
Было принято сообщать о диагнозе (разумеется, без согласия больного) его родственникам, на которых перекладывалась ответственность за дальнейшее развитие событий. Поскольку предполагалось, что больного, в любом случае, ждет смерть, неведение было «гуманнее». Михаил Булгаков, врач по образованию, в романе «Мастер и Маргарита» прекрасно описал возможное развитие событий, когда буфетчику из театра сообщили, что он умрет через 6 мес от рака печени.
Пациентам сообщали о раке только в случае их категорического отказа от лечения. Таким образом, в СССР онкобольные, как правило, умирали, не зная своего диагноза («счастливыми»), не успев привести в порядок свои дела, не попрощавшись с родственниками, не использовав всех шансов в борьбе за жизнь.
В 80-90 годы врачи на свой страх и риск стали чаще информировать пациентов о реальном диагнозе, поскольку новые методы лечения в онкологии (пересадка органов и тканей, химиотерапия, лучевая терапия и др.) дезавуировали обман. Появились попытки обосновать дифференцированный подход в зависимости от психотипа человека (сангвиникам можно знать, а флегматикам нет) и другая аргументация, которая позволяла обойти общепринятую доктрину.
Наконец, в 1991 г был принят Закон. Статья 31 «Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан» (действует с 1993 г) закрепляет право пациента знакомиться абсолютно со всей медицинской информацией касающейся его здоровья. В нем закреплены две основные гарантии прав пациента:
- Знать реальное состояние своего здоровья.
- Гарантированно быть уверенным в том, что врач не разгласит без согласия пациента информацию о состоянии его здоровья третьим лицам.
Отличный Закон! Принятые в нем нормы прекрасно работают в странах Западной Европы и США. Мы видим по ТВ и читаем в интернете, как с раком борются звезды Голливуда, становясь чуть ли не национальными героями, успешные бизнесмены и политики. Каждому пациенту там сообщают правду о состоянии его здоровья, и больной сам решает свою дальнейшую судьбу, выбирая наиболее оптимальную, с его точки зрения, клинику, врачей и даже метод лечения, или отказывается от борьбы, завершая свой земной путь. Другими словами, там реализован унифицированный подход ко всем пациентам за редким исключением (психические болезни и т.п.), что исключает возможность любых злоупотреблений.
А как у нас? У нас не то, что пациенты, а большинство врачей в глубинке даже не слышали об этом Законе. Многие интернет-ресурсы продолжают проповедовать сокрытие диагноза от больных, снабжая пациентов устаревшей информацией. Среди онкологов бытует мнение, что Закон, на самом деле, не обязывает, а разрешает им говорить пациентам правду. А если пациент не спросил, так и вовсе можно промолчать.
В учебнике для медицинских ВУЗов Ш.Х. Ганцева 2006 года издания читаем: «Использование на практике жестких позиций «сообщать - не сообщать» без учета желания пациента и конкретной ситуации недопустимо, и является лишь способом защиты врача в «щекотливой», психологически сложной ситуации, вызванными трудными вопросами больного и собственной некомпетентностью, нежели помощью в решении проблем пациента »?!
Другими словами, вместо четкого исполнения буквы Закона мы, как всегда, вводим человеческий фактор и создаем почву для злоупотреблений, а главное, лишаем пациентов права бороться за свою жизнь всеми возможными способами. Если Закон, по сути, возлагал ответственность за принятие решений на пациента, то такие суждения снимают ответственность со всех. Врач посчитал нецелесообразным информировать, а пациент не знал, но при этом имел возможность сделать пересадку органа, например, в Германии или США. И никто не виноват, что умер…
Кстати, в Украине (не знаю, как в России) определенные подвижки в информированности пациентов есть. С врачей требуют знакомить больных под роспись с результатами осмотра, диагнозом и планом лечения. Пока не везде и не всегда работает, но здравый смысл должен победить!
Онкологический диагноз – тяжелое испытание для пациента и его близких. Приходится искать информацию о заболевании и способах лечения, подбирать врача и медицинское учреждение. Родные и друзья часто не знают, как им вести себя с пациентом – стоит ли сочувствовать, жалеть или даже пробовать делать вид, что ничего не происходит.
Ранить может самый простой вопрос. Например, в ответ на «Как дела?» заболевший скорее всего ответит «Все хорошо» или «Нормально» и тогда выяснять дальнейшие подробности о болезни и ходе лечения будет как-то неуместно. Задавая вопрос, нужно учитывать настроение пациента, смотреть, действительно ли он готов искренне говорить о своем здоровье и самочувствии, либо не хотел бы вообще затрагивать этот вопрос. В некоторых случаях лучше будет поговорить о погоде, работе или чем-то еще, не связанным с заболеванием.
Вот еще несколько фраз, которые не стоит говорить тем, кто столкнулся с раком.
Наконец-то ты избавился от лишних килограммов!
Не стоит акцентировать свое внимание на изменениях во внешности пациента. Да, они действительно произойдут и довольно существенные. Замечания о том, что «наконец-то удалось избавиться от этих килограммов» или о том, что «короткая стрижка гораздо лучше, чем длинные волосы», могут быть восприняты не как комплименты. Это может стать еще одним фактором, который сможет спровоцировать депрессию – онкопациенты и так ей подвержены больше, чем другие больные. Лучше обратить внимание на что-то, не связанное с болезнью – например, на новую футболку или отличный маникюр.
Слава богу, что у тебя всего лишь небольшая опухоль (такая же, кстати, была у одного знакомого)!
Некорректно говорить и о том, что одна форма рака лучше, чем какая-то другая – «хороших» опухолей, к сожалению, не бывает и любой онкологический диагноз является серьезным испытанием и проблемой.
Разговоры о других пациентах с похожим диагнозом нежелательны, если только они не ведутся с кем-то, кто сам столкнулся с болезнью и знает, о чем говорит. Так что, если у вас есть знакомый, который перенес ту или иную форму рака, лучше предложите ему связаться с тем, кто заболел, а не пересказывайте его историю.
Ты курил всю жизнь и поэтому у тебя рак!
Говорить о том, что рак мог возникнуть из-за курения, употребления алкоголя, сидячего образа жизни или характера работы, не надо. Даже если это каким-то образом спровоцировало развитие опухоли, заводить об этом разговор не стоит – это только усилит чувство вины, которое нередко преследует пациентов, столкнувшихся с раком. Нужно помнить, что рак – мультифакторное заболевание. Известны случаи, когда рак легкого возникал у тех, кто никогда не курил, а у курильщиков с многолетним стажем он никогда не развивался.
Ты справишься!
Стэн Гольберг (Stan Goldberg), профессор Университета Сан-Франциско (San Francisco State University) в 57 лет столкнувшийся с агрессивной формой рака предстательной железы, и написавший книгу «Любовь, поддержка и забота об онкологическом пациенте», поговорил с десятками людей, у которых обнаружили рак. Большинству из них приходилось слышать что-то в духе «Все будет хорошо», «Мы с этим справимся», «Лекарство точно найдут». Это помогало на первых порах, но в том случае, если болезнь прогрессировала, такие фразы часто вызывали у больных чувство вины, что рак оказывался сильнее их.
Если что-то нужно, ты просто скажи!
Гораздо полезнее оказываются действия, а не слова. Вместо «дай знать, если потребуется помощь» лучше проявить инициативу и действительно помочь – купить и привезти продукты, приготовить ужин, предложить сделать уборку и выбрать подходящий для этого день, погулять с собакой или сопроводить ребенка в школу. Многим такая помощь действительно нужна, но они стесняются просить об этом. Сделать какие-то домашние дела можно и вместе с вашим заболевшим другом или родственником – так он сможет почувствовать себя нужным и полезным.
Просто игнорируйте тему рака
Совсем же прекращать общение с заболевшим не стоит – это может быть воспринято как попытка бросить в беде, что может быть еще более болезненным в сложившейся ситуации, чем сказать что-то неправильное. «Я не знаю, что сказать» может оказаться куда более подходящим вариантом, чем молчание. Общаясь с пациентом, важно выслушать его – часто таким людям не хватает именно внимательного слушателя, который готов, не перебивая, узнать то, что переживает заболевший именно сейчас. Если он сам не говорит о прогнозах, то не нужно спрашивать – это может быть расценено как простое любопытство, а не как забота.
Не требуйте от пациента бодрости и позитивного настроя, если он не намерен веселиться. Лучше скажите ему, что вы будете рядом в любой ситуации. И выполните это обещание.
21.10.2015
Беседа с хирургом онкологического отделения Татьяной Хоробрых
Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова. Рабочий кабинет хирурга-онколога высшей категории, профессора и доктора медицинских наук Татьяны Витальевны Хоробрых, автора двух патентов, 120 научных работ, соавтора двух монографий… Пока ждал доктора, была возможность немного изучить обстановку. Рентгеновские снимки, дипломы. В шкафу рядом с «Атласом анатомии человека» икона святого Иоанна Крестителя и святителя Алексия, митрополита Московского. Здесь же книга святителя Луки «Я полюбил страдание». На стене, рядом со столом, большое Распятие. На рабочем столе профессора – Евангелие и Псалтырь. Сразу видно, что это кабинет человека верующего.
Начинаем разговор, но беседа всё время прерывается: у Татьяны Витальевны постоянно звонит телефон, в кабинет заходят врачи, пациенты. Слышу немного знакомые слова: аппендицит, абсцесс, гнойная операция… Татьяна Витальевна смотрит одно из заключений. «Нам нужен нормальный ультразвук с утра, – говорит она. – Больная полная?» «Нет», – отвечает коллега-врач. – «Это плохо». Обычный рабочий день врача. И темы, о которых мы говорим, обычные для него: о людях и болезни, о смерти и страхах, с ней связанных… А еще о вреде энергетиков, пользе поста, правильном питании и многом другом.
«Мы стараемся, чтобы больной максимально дольше жил по-человечески»
– Врач и пациент, как правило, впервые знакомятся на приеме, когда болезнь дает о себе знать. Все люди разные. Как они реагируют на диагноз, тем более такой, как рак?
– Есть классические стадии. Сначала полное отрицание болезни – особенно к этому склонны молодые социально адаптированные люди. Потом ужас. Человек, с одной стороны, начинает моментально готовиться к смерти, пытается судорожно устроить свои дела. А с другой – хватается за любую соломинку, которая, как ему кажется, поможет выкарабкаться. Причем иногда он думает, что за деньги ему помогут получить максимально эффективную помощь в одну минуту.
– А врач обязан сообщить больному, что у него рак?
– Прежде психику больного щадили. Никто и никогда больному про рак в лоб не говорил. Врачи прекрасно понимали, что человек, узнав, может и в окно выйти. Сейчас мы должны действовать по западной схеме и сообщать больному, что с ним, – к этому нас обязывает законодательство. Но всё равно мы стараемся от больного диагноз по возможности скрыть, в основном сообщаем родственникам. Когда говоришь человеку, что у него рак, получается, что ты перекладываешь груз ответственности за него, больного, которого ты берешься оперировать перед Богом, на него самого.
– А вспоминают люди, узнав про рак, о Боге?
– Вспоминают, что когда-то были крещены. Все же понимают, что мы можем просить только в одном месте.
Заходит еще один человек. Высокий, худой. Разговор прерывается. Татьяна Витальевна достаточно долго беседует с ним об особом прогностическом значении рентгенологического исследования. Что это такое – для меня тайна. Когда мужчина уходит из кабинета, Татьяна Витальевна поясняет:
– Человек живет, работает. Он уже понимает свой диагноз и не боится. Прекрасно осведомлен о том, что происходит. И знает, что мы боремся за каждый день его жизни – причем нормальной жизни. Ведь можно вполне обоснованно назначить такую химию, что он будет помирать от нее в жесточайших муках, а это никому не надо.
– У него рак желудка?
– Да. Неоперабельный.
– То есть он, несмотря на лечение, всё равно умрет?
– Да. Но мы все когда-нибудь умрем.
– Конечно. Но этот человек знает, что умрет в обозримом будущем.
– Ничего он не знает. В обозримом будущем он определенные вещи принял, но мы же не сказали ему с совершенной точностью, что он умрет, допустим, завтра или через неделю. Так не делается. А самое главное – у него есть надежда, что мы ему в состоянии помочь. А душа ведь бессмертна.
Я видела, как умирали опытнейшие хирурги, и никто из них никогда не верил до последнего, что он умрет. Когда человек говорит, что умереть хочет, то это значит, что он просто устал мучиться. Если он не мучается, если ему не больно, то он ходит и, например, командует посадкой петрушки на огороде.
Мы боремся за то, чтобы больной максимально дольше жил по-человечески.
– Некоторые врачи советуют подопечным полюбить свою болезнь, подружиться с ней. Как же правильно относиться к болезни?
– Не знаю, какой смысл любить ее. Это что-то нехорошее. Да, святые отцы говорили, что болезнь нужно принимать как посланное от Бога испытание. Преподобный Паисий Святогорец воспринимал ее как благодать. Но, с другой стороны, Господь ведь исцелял. Он не оставлял человека. Мы поставлены лечить людей, и поставлены от Господа – Лекаря.
Другое дело, что болезнь всегда заставляет человека вспомнить, что он крещен. Примеров тому множество. А мы и молитвы раздаем, литература соответствующая у нас есть. Принесешь кипу книжек и брошюр – за месяц они потихоньку расходятся. Люди открывают для себя то, что в другой ситуации бы никогда не открыли.
Любить болезнь? Мы жизнь любим. Только жизнь должна быть нормальной с христианской точки зрения
Любить болезнь? Мы жизнь любим. Только жизнь должна быть нормальной с христианской точки зрения, она должна быть полноценной.
А болезнь со смирением, конечно, надо принимать.
«Люди крестились прямо на каталках перед операционной»
– У вас в кабинете много вещей, по которым видно, что вы религиозный человек. Не так часто можно встретить верующего врача вашего уровня.
– Это неправда. Много верующих. Большинство пациентов старшего поколения все-таки были крещены Просто они невоцерковленные люди. Помните, как у Гарина-Михайловского сказано об этом: животный атеизм, как у кошки или собаки. Этим людям обычно достаточно совета, многие с удовольствием идут в больничный храм перед операцией, иногда впервые в жизни.
– Воцерковляться начинают, когда горе какое-то обрушивается?
– Да, нужно, чтобы пнули очень сильно, чтобы горе какое-то пришло. Тогда человек плюет на всеобщее мнение и идет в Церковь. А до этого сопливая интеллигентская гордыня диктовала неприятие обрядов.
На самом деле среди крупных хирургов очень мало отпетых циников, потому что чужую жизнь невозможно нести на своих плечах. Это непосильно для человека. Поэтому-то люди часто уходят из большой хирургии – уходят из той ситуации, когда они должны на себя лично брать ответственность за человеческую жизнь. Идут заниматься всякой мелочью.
– Мне рассказывали, что вы пациентов иногда мажете церковным маслом. Вы как-то объясняете неверующим людям смысл этого?
Я каждое утро всех оперированных и всех перед операцией помазываю освященным маслом
– Все всё понимают. И я не иногда, а каждое утро всех оперированных и перед операцией помазываю маслом.
– Всех? И даже мусульман и иудеев?
– Всех! Больные просят обязательно помазать. И если перед операцией, то потом оказывается, что в то время, когда их оперировали, они в интересных местах бывали. Так и говорят: «Я был у Гроба Господня», например. Были пациенты, которые клялись, что видели Божию Матерь.
– А как настроить пациента, который испытывает страх перед операцией? Ведь это большой стресс для некоторых.
– Для всех! Не может человек не бояться! Это нормально. А как настроить? Надо молиться.
– Но не все, вероятно, могут молиться?
– Все могут. Хорошо получается.
А воцерковленному человеку нужно взять благословение на операцию, причаститься, собороваться. Мы часто батюшку сюда зовем. На моей памяти трех больных крестили буквально уже на каталке. Народ, когда оказывается на грани жизни и смерти, к Богу поворачивается. И очень многим людям в этот момент многое открывается. Потом кто-то забывает, а многие в храм идут. Честно идут.
– К слову о храме. В вашем институте действует храм. Насколько важен он для больных и врачей?
– Очень важен! Сначала ведь был возрожден храм святого Димитрия Прилуцкого: он был меньше, его проще было привести в порядок. Потом уже главный храм нашего Клинического городка – церковь архистратига Михаила. Надо признаться, что когда батюшки в воскресенье там бывают, они чувствуют, что это место намоленное. Потому и народ сюда идет.
Медицина в вечном стрессе
– Вы специалист по заболеваниям органов желудочно-кишечного тракта. Известно, что все болезни от нервов. А как влияет стресс и депрессия на работу желудка?
– Образуются язвы. Это самый типичный вариант язвенной болезни. Профессор Владимир Михайлович Лобанков, сейчас преподающий в Псковском медицинском институте, в своей докторской диссертации, над которой он работал в Белоруссии, утверждает, что Чернобыльская АЭС для Белоруссии в плане всплеска прободных язв была ничто по сравнению с 1990 годами – тогда был всплеск, связанный с тем кошмаром, который творился на всем постсоюзном пространстве.
– Как врач и православный человек, посоветуйте, как не допускать стрессов и как их преодолевать.
– Если давать чисто профессиональный совет, то делать, как вся Америка делает: пить успокоительное. А у человека православного есть замечательное лекарство. Мы все хорошо его знаем, не стоит изобретать что-то новое.
– А как преодолеть страх тем людям, которые врачей боятся и не ходят в поликлиники до последнего, пока совсем невмоготу станет?
Люди не врачей боятся – они боятся узнать, что больны, и государственное здравоохранение им не поможет
– Эти люди не врачей боятся. А в поликлиники не ходят из-за очередей.
– Сейчас ведь официально сообщают, что очередей в поликлиниках нет.
– Нет в платных клиниках. Таких клиник сейчас много. В них нет очереди и улыбающиеся доктора. А люди думают, что если они заплатят много денег и на двери висит много красивых табличек, то эти деньги защитят их от непрофессионализма. Но непрофессионализм связан не с низкой профессиональной квалификацией врача этих структур, а с тем, что в них, как правило, оказывается только амбулаторная помощь. Я тоже могу работать и в ЦРБ, и в такой платной клинике, рецепты выписывать, отправлять больного к коллеге, чтобы там с него еще за что-то деньги содрали. Но я профессор факультетской хирургии, человек, который занимается обширными операциями на органах брюшной полости, – и я буду в этом плане совершенно не востребована. Потому что, чтобы я работала, мне нужна реанимация, мощная диагностическая служба, то есть колоссальное количество всего. В платной клинике это нерентабельно. А районные поликлиники сейчас разрушают. Это только со стороны кажется, что реформа нашего здравоохранения, оптимизация здравоохранения его укрепляет. Идет развал. Сколько тысяч врачей по России «оптимизировали»! По-моему, в войну такого не было.
И еще о страхе. Сейчас люди не столько боятся, сколько просто понимают, что им никто никаких социальных гарантий по сути не предоставит. Государство перестало о своем населении реально заботиться.
А врачи… Они подчас поставлены в такие жесткие рамки… Вот мне говорят, что я не могу обследовать больного здесь, в институте, – это дорого для государства, если он тут долго лежит до операции. Хорошо, я могу обследовать как угодно и где угодно, но я не могу оперировать «с колес».
Другая проблема: доктор московской поликлиники, если он ко мне отправит больного на консультацию, может лишиться работы. Потому что уйдут деньги из поликлиники. Не думают о больных, думают только о деньгах. И вот, чтобы поликлиника получала деньги, она будет до последнего держать больного у себя.
На самом деле отечественную медицину дотла, до основания добивают. Но это политика, это не касается медицины. Это один из элементов геноцида собственного народа.
– Хотелось бы уточнить: если москвич заболеет, он к вам не попадет?
– Если он придет своими ногами, то, пожалуйста, ради Бога. Но поликлиника его к нам ни с одним заболеванием не отправит.
Это передел финансовых потоков, это совершенно страшная система.
Той системы, которая была в советское время, когда, если больному не могли помочь на месте, его отправляли в федеральный центр, сейчас нет. Люди привязаны к полису, полис, то есть деньги, – сейчас главное. И это ужасно.
Мы постоянно пытаемся переложить здравоохранение на плечи людей. А как тяжелобольному из своего кармана платить! А ведь большая хирургия, вообще медицина тяжелых болезней, на сегодняшний день ни в одной стране мира не доступна большинству населения, кроме самой рафинированной, самой богатой верхушки. Поэтому онкология, даже в Америке, – это государственная программа. Диабет – это государственная программа. Все тяжелые болезни – это государственные программы. Должны быть.
Пока мы, врачи, не предаем свою профессию, Господь нас хранит
А у нас… Только и слышишь о трудностях финансирования и необходимости зарабатывать деньги. Но мы работаем. И я твердо знаю, что пока мы не предаем свою профессию, нас Господь хранит. Либо вовремя прибирает, увы!
Поститесь постом… здоровым!
– Скоро начнется Рождественский пост, потому хотелось бы спросить вас как профессионала: как влияет на работу организма пост? Существует мнение, что пост приводит к дефициту каких-то необходимых нам веществ. – Действительно, возможен жесточайший белковый дефицит у тех, кто постоянно строго ограничивает себя в пище животного происхождения. Мы лечили многих монашествующих и сталкивались с этим. Но ведь человек жив не только пищей физической. Пища духовная гораздо важнее. Есть Причастие, есть молитва. И мы знаем, какие чудеса возможны. Святые действительно на одном сухаре жили. Но! Это святые. А мы? У нас одна гордыня. Как мы подходим к посту? Я мясо не ем, я животного белка не ем, хоть застрелите меня. Но при этом я буду постные пряники есть мешками и картошку тазами, так что будет во мне 120 кг жира. Это разве прибавит здоровья? Ведь сразу появятся диабет, гипертония, колени отвалятся…
– В прямом смысле колени отвалятся?
– Нет, конечно, но будут тяжелые дистрофические изменения тазобедренных и коленных суставов. Обычное дело при избыточном весе. Народ формально пост соблюдает, так что скажу, простите: уж лучше бы всё ели. А то ублажают свой организм сладостями, канонически не оговоренными.
Пост в чем-то другом должен заключаться.
А если кому-то нужны какие-то послабления, то воцерковленным человеком все проблемы спокойно решаются у духовника.
Отдай фастфуд врагу!
– Мы сегодня все куда-то зачем-то спешим. Все делаем на бегу. И едим уже тоже. Для многих фастфуд – чуть ли не единственная пища…
– Это ужасно. И это уже привычка. Такое вот наблюдение: на днях поехали по нашим надобностям в торговый центр, зашли в Ресторанный дворик. В одном месте блины пекут – вкусные. Туда стоят один-два человека. Рядом прямо при тебе жарят какие-то плюшки – стоят один-два человека. Морс настоящий продают – один-два человека. И вот точка известного фастфуда – и там бесконечная очередь, и только потому, что всё на три копейки дешевле!
Фастфуд – это путь ко всем ракам пищеварительной системы
А фастфуд – это путь ко всем ракам пищеварительной системы. Это дорога к ожирению, прямая дорога. Хуже ничего быть не может.
Но ведь сейчас выяснилось, что и ряженка у нас на пальмовом масле, и другие молочные продукты – на пальмовом масле, которое было придумано для технических целей, а не для того, чтобы эти канцерогены люди ели. Государственный контроль за продуктами питания утрачен или продан!
Утрачена и наша гигиена русская. А начиналась она с детства. Да вот пример – уже со школьной парты!
– Со школьной парты? Что вы имеете в виду?
– Наша школьная парта, которую помнят еще те, кому сейчас 50 лет, на Всемирной выставке в Париже получила первую премию. Где вы ее сейчас увидите? А правильная школьная парта – это здоровый позвоночник.
– Сердобольные родители, бабушки любят закармливать своих детей и внуков. Расхожая ведь фраза: «Пока всё не съешь, из-за стола не выйдешь». Выходит, что малыши уже с детства приучаются передать?
– Приучаются. Люди не могут уже сдерживать себя в еде. Соблазнов много. А в детстве, я помню, мы из Измайлова ездили на Пироговку, так по дороге нам встречалась одна единственная булочная. И мы, если успевали, покупали один батон хлеба. А сейчас? Население потолстело на сколько килограмм?
А помните, отец Тихон (Шевкунов) рассказывал, что его поразило, когда он впервые вышел в мир из Псково-Печерского монастыря? Что бежит народ и на ходу жует. А такого быть не должно. Пища – это дар Божий, и ее нужно принимать соответствующим образом.
– А как воцерковленному человеку относиться к фастфуду?
Пища – дар Божий, и ее нужно принимать соответствующим образом, а не на ходу и в спешке
– Фастфуд – это быстрая еда, на ходу, в спешке. А как воцерковленному есть без благодарения Богу? Вот и ответ на ваш вопрос.
Чтобы дух был в здоровом теле
– Известно, что печень имеет одно уникальное свойство – восстанавливаться. Многие употребляют алкоголь, будучи уверенным, что печень всё стерпит. Когда печень перестает терпеть?
– Она на самом деле очень быстро перестает терпеть, просто она не жалуется до последнего.
А алкоголь – это кумулятивный нейротропный яд. И он потихонечку накапливается, накапливается. А потом… Сами знаете, что потом.
– Как влияет нездоровье родительского организма на детей? Многие ведь детей любят, тем не менее…
– Тем не менее! Любовь к будущему ребенку у наших матерей часто проявляется в том, что накануне беременности они прокурили легкие, пропили свою печень, набрали из банкового пива и всех этих «отверток» тех веществ, которые обладают колоссальным токсическим тератогенным действием. Приобрели благодаря смене нескольких половых партнеров несколько неспецифических, но передающихся половым путем заболеваний, и всё это вместе они в одном флаконе дарят любимому ребенку.
Кстати, несколько половых партнеров – это почти запрограммированная вероятность того, что есть уже какая-нибудь инфекция в половых путях. Куда она денется?
– Но ведь многие себя успокаивают, что всё нормально.
– Да-да-да! Ну будьте же вы реалистами! Ведь это получается, что вы своему ребенку дарите выкуренную вами сигарету…
– О женском алкоголизме говорят как о пивном. Многие девчонки сейчас выпивают не меньше парней.
– Вы забыли про энергетики, которые пили дети! И какие колоссальные усилия надо было предпринять, чтобы эти энергетические напитки продавались только по паспорту.
– А в чем их вред?
– Во время Второй мировой войны были придуманы некоторые психотропы, стимуляторы психической деятельности, которые позволяли шифровальщику несколько дней работать без сна. Причем продолжая при этом хорошо соображать. В энергетиках – варианты тех веществ. Как и в кальяне, кстати. Это гиперстимуляция нервной системы. Это как хлестать кнутом загнанную клячу или рабов бичом. До какого-то момента можно, но вы поймите, что вы истощаете свою нервную систему, а она в любом случае должна отдыхать и восстанавливаться, потому что без этого будут жесточайшие срывы. Не зря же якобы цивилизованный мир сидит на психотропах, но кончает-то не слишком хорошо.
– В меню многих россиян кофе потеснил традиционный для нас чай. Причем кофе пьется и утром натощак, и вечером после работы…
– А зачем кофе на ночь пить? Я этого никогда понять не могла. Александр Федорович Черноусов, которому восьмой десяток пошел, а он еще оперирует и спокойно зашивает швы на операции нитью в пять раз тоньше человеческого волоса, так он даже чая очень крепкого не пьет.
А популярный кофе без сахара? Можно язву заработать. Другие в кофе сыплют сахар не меряно – у них будет сахарный диабет. Кофе на ночь? Зачем? Выпей стакан ряженки, прочти на ночь молитвенное правило и ложись спокойно спать.
– Мне 28 лет, я давно отказался от фастфуда, раз в полгода могу где-нибудь кофе выпить… Мой организм еще в порядке? Когда молодым людям не поздно отказаться от вредных привычек?
Наш организм обладает колоссальными заживительными способностями. Просто не нужно его до конца добивать
– Нет, вы не опоздали. Наш организм обладает колоссальными заживительными способностями. Колоссальными! И регенерация и восстанавливаемость потрясающая. Просто не нужно его совсем уж до конца добивать.
– Что бы вы могли посоветовать нашим читателям относительно здорового питания? Сегодня об этом много говорят, но, может быть, какой-то секрет есть у вас?
– По-моему, преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что если ты встал из-за стола и тебе хочется молиться, то ты нормально поел.
Говорить ли больному об онкологическом диагнозе?
Когда человека выбивает из колеи онкологическое заболевание, то в процесс обследования больного зачастую активно включаются его родственники. И это понятно – ведь близкие люди всегда переживают и стараются принять участие в решении проблем члена семьи. Кроме этого, многие больные обращаются к врачу тогда, когда симптомы заболевания оказываются достаточно сильно выражены и самочувствие человека оказывается подорвано настолько, что ему трудно самостоятельно проходить процедуру обследования и заботиться о себе. А потому часто именно родственники больного слышат диагноз «рак» прежде, чем сам пациент.И тогда, конечно, встает серьезный и деликатный вопрос –? Ведь диагноз «онкологическое заболевание» производит пугающее впечатление, и он способен шокировать пациента, здоровье которого и так ослаблено. Услышав слово «рак », многие люди начинают думать прежде всего о неблагоприятном исходе заболевания: тяжести лечения, стремительном ухудшении состояния и смерти.На настоящий момент слово «рак» окружено множеством социальных стереотипов , которые во многом влияют на восприятие больным факта заболевания и вызывают серьезное потрясение. Несмотря на то, что сейчас ряд онкологических заболеваний успешно поддается лечению, данный диагноз продолжает пугать и вызывать растерянность. А человеку, который оказался серьезно болен и которому предстоит пройти длительный путь лечения и реабилитации, потрясения и стресс оказываются дополнительным испытанием и могут еще сильнее подорвать его здоровье.
Так что же делать? Как общаться с онкологическим больным ? Говорить ли ему о диагнозе "рак" или этот факт родственникам лучше хранить в тайне? Попробуем разобраться.
Какие реакции могут возникнуть у больного, которому сообщили о диагнозе «рак»?
Первое, что испытает человек, который узнал такой диагноз, будет шок. «Этого не может быть», «Врачи ошиблись», «Что теперь делать?», «Я скоро умру» – эти и подобные мысли возникнут в голове пациента в первую очередь. Потому что данная новость является внезапной и пугающей, а потому в первую очередь диагноз «рак» вызывает растерянность.После того, как первая реакция на диагноз проходит, к больному постепенно приходит осознание того, что он болен, а потому появляется широкий спектр негативных эмоций . По сути, человек, который узнал диагноз, который звучит безнадежно, переживает настоящее горе.
Классической схемой стадий горя являются:
- Отрицание – когда человек все еще не может поверить в то, что болен, или как будто не замечает симптомов болезни.
- Гнев – когда человек чувствует злость на то, что такое случилось именно с ним, раздражается и ищет виноватых в происходящем.
- Торги с судьбой – когда у больного появляется надежда, и он старается как бы заключить сделку с судьбой: «Если я начну вести здоровый образ жизни, стану честным и отзывчивым человеком, то я пойду на поправку».
- Депрессия – которая характеризуется выраженной подавленностью больного, пессимистичным взглядом на ситуацию, сужением спектра интересов, снижением мотивации к общению и апатией.
- Принятие – конечной стадией горя является способность осознать, смириться с ситуацией и искать дальнейшие способы решения проблемы, как бороться с болезнью и как жить дальше.
Наряду с описанными чувствами, больной, родственники которого приняли решение говорить о раке, может испытывать ряд сопутствующих психологических переживаний, таких как:
- Тревога, навязчивый страх ухудшения состояния и смерти, фиксация на болезненных ощущениях и преувеличение симптомов заболевания.
- Фиксация на болезненных переживаниях и неспособность абстрагироваться от них, что также понижает качество жизни.
- Активный поиск иных методов лечения рака, которые могут оказаться не только бесполезными, но в некоторых случаях даже опасными. Больные, чьи родные решились сказать им о раке, часто прибегают к нетрадиционным методам лечения, ищут спасение в религии или разрабатывают самостоятельные методы лечения.
Так что же делать? Значит ли это, что не стоит говорить больному о раке? Посмотрим, к чему может привести сокрытие от онкобольного его диагноза.
Если от онкологического больного скрывают диагноз
В том случае, если родственники больного принимают решение не говорить человеку о том, что у него рак, можно ожидать от человека следующего поведения:Легкомысленного отношения к здоровью, вызванного недооценкой степени тяжести симптомов заболевания, что может привести к несоблюдению инструкций врачей по поводу лечения.
Возникновения иллюзий и оптимизма («Я боялся услышать страшный диагноз – хорошо, что все обошлось»), что приведет к тому, что больной раком начнет строить нереалистичные планы на жизнь и не сможет оценить свои ресурсы (выбор работы, рождение ребенка, заведение домашних животных и т.д.).
При этом в дальнейшем симптомы заболевания станут более заметными, и человек в конце концов догадается о том, что он тяжело болен. А это опять же вызовет шоковую реакцию, разрушение иллюзий и обиду на родственников за то, что они скрывали от него правду и приняли решение не говорить больному о раке .
Что же делать?
Таким образом, рассуждая о вопросе, говорить или нет больному об онкологическом диагнозе и прогнозе, важно уметь оценить состояние пациента, его психологическую готовность узнать правду, а также подобрать подходящий баланс в словах между «правдой» и «неправдой».Соответственно, прежде всего близким больного стоит разобраться с такими вопросами, как:
- Готов ли больной сейчас услышать правду?
- Способен ли он впоследствии относиться к ситуации конструктивно или ему проще, чтобы родные взяли большую часть ответственности за его состояние и лечение на себя?
- Имеет ли он склонность к выраженным тревожным реакциям, депрессивным состояниям и замкнутости?
Как найти баланс между «правдой» и «неправдой»?
Таким образом, становится понятно, что внезапное предоставление онкологическому больному факта о диагнозе часто является нецелесообразным, равно как и сокрытие правды. А потому важно найти правильный баланс между правдой и ее сокрытием и осознать то, что говорить больному о раке следует очень деликатно.
А потому родственникам стоит принять во внимание следующие рекомендации:
- Сообщая больному диагноз, лучше избегать слова «рак», заменяя его формулировками «недоброкачественная опухоль» и «онкологическое заболевание». Суть этих понятий одинакова, однако именно слово «рак» обычно психологически воспринимается наиболее пугающе и вызывает ощущение бесперспективности.
- Прежде чем сообщить близкому человеку о диагнозе, лучше предварительно подготовить для него четкие сведения о его заболевании: тип рака, результаты анализов, объективные сведения о состоянии. Услышав слово «онкология», больного охватит страх, поскольку он, как и все, слышал о том, что от рака умирают. Если же близкий человек сможет сразу объяснить ему не только то, что у больного рак, но и специфику данного типа заболевания и объективные данные о его здоровье, больной получит определенность и сможет сразу представить картину заболевания в его индивидуальном случае, план лечения и прогноз. А значит, реакция страха будет не так сильна.
- Если родственник принимает решение сказать больному о раке, то при разговоре важно, чтобы он смог объяснить онкобольному, что данное заболевание не подразумевает неминуемую смерть. Не стоит говорить, что рак – это неизлечимое заболевание. Лучше сказать, что рак – это хроническое заболевание. Эта болезнь является серьезной, но далеко не всегда от нее стремительно умирают. Рак – это то, с чем можно жить, при соблюдении определенных правил и мер предосторожности. В мире существует множество хронических заболеваний, которые поддаются контролю при условии ответственности пациента: сахарный диабет, гипертоническая болезнь, бронхиальная астма. И рак – это то, что можно поставить в один ряд с данными заболеваниями.
Взрослый человек имеет право знать правду о своем здоровье. Взрослому человеку обычно хочется знать, болен ли он нас самом деле раком или нет. Больной человек способен взять на себя ответственность за свое лечение и принять решение о том, как ему жить с данным заболеванием. Рак – это серьезное испытание, порождающее ряд психологических проблем больного – но зачастую ему будет гораздо проще, если он пройдет через них сам, чем если он узнает правду очень поздно.И, конечно, на этом длительном пути борьбы с раком пациенту будет легче, если рядом будут находиться его близкие и любимые люди, готовые во всем поддержать, готовые помогать и верить. А потому близким людям больного раком можно посоветовать именно это: быть рядом, поддерживать и бороться вместе с больным. Бороться вместе, а не отдельно от больного, скрывая от него всю правду о диагнозе. Бороться уверенно, настойчиво и смело – без больших секретов, без иллюзий и лжи.
Ужасно грустным постом, в начале которого задалась вопросом: "Говорить или не говорить больному об угрожающем жизни диагнозе, например, о том, что у него рак четвертой стадии?"
"В последнее время ко мне все чаще обращаются с просьбой помочь именно с таким заболеванием. Когда болела раком моя мама, я так и не набралась смелости сказать ей правду, но меня предательски выдавало мое жалостливое и услужливое поведение. Мама тихо плакала, обнимала меня с младшим братом и всегда причитала: "На кого я вас, родненьких, оставлю?!" Однажды жарким июльским днем ее не стало, и, кажется, рухнул мир, чтобы жить дальше. Но, к удивлению, жизнь продолжилась: будни сменялись праздниками, рождались дети и внуки, а дом наполнялся не только заботами, но и радостью…" - поделилась воспоминаниями Баялинова.
За ответом на вопрос, нужно ли говорить больным на последних стадиях заболевания, что их болезнь неизлечима, редакция сайт обратилась к сотрудникам мультидисциплинарной команды проекта по оказанию паллиативной помощи. Мнения разделились.
Сообщать диагноз не нужно
Большая часть команды выступила против того, чтобы сообщать диагноз неизлечимым больным.
Врач-онколог Салтанат Мамбетова:
Расскажу связанную с этим вопросом историю. Я работала в отделении паллиативной терапии Национального центра онкологии. И у нас в отделении лежала одна солидная дама почтенных лет с раком шейки матки четвертой стадии. Она ко мне каждый день приходила: "Доктор, скажите мой диагноз полностью, от начала до конца, какая стадия".
А с ее родственниками я не встречалась, потому что сыновья приходили после работы, к тому времени я уже уходила. Я подумала: "Вроде бы спокойная женщина, солидная дама, очень образованная, ей, наверное можно сказать". Я не говорила слово "рак", сказала: "У вас онкологическое заболевание", даже стадию не озвучила, и все.
С этого момента пошли на меня жалобы, что я негуманная, бесчеловечная. Мол, как я посмела ей сказать такое прямо в лицо. Она же женщина пожилая, вдруг бы у нее случился инфаркт.
И с этого момента я стала бояться озвучивать диагнозы. Говорю только в том случае, когда родственники просят.
К примеру, ко мне обращалась дочка пожилого мужчины - нашего пациента, просила сообщить ему диагноз, потому что врачи не хотели этого делать. Я к нему пошла домой, сначала поговорила. Удостоверившись, что это человек, стойкий к жизненным трудностям, я ему сказала, что у него онкологическое заболевание, которое, к сожалению, для его возраста не поддастся лечению, и никто из хирургов не возьмется за операцию. И он спокойно это воспринял, потом даже говорил "спасибо". Тогда поняла, что нужно дозированно донести информацию, не шокируя пациента, потом еще сказать так аккуратно, чтобы он остался благодарен за это.
Еще был случай, когда я пришла к пациентке: меня просили проконсультировать ее. Это была женщина лет 45, не замужем, и у нее был рак, отекли ноги. Она категорически отрицала, что болезнь уже неизлечима. В конце женщина у меня спросила: "Скажите мне, пожалуйста, отек пройдет?" А я видела уже, что прогноз крайне неблагоприятный был. Возможно, жить ей оставалось месяц-полтора. И я ей ответила: "Может быть, пройдет, а может быть, нет, я пока не знаю, давайте понаблюдаем. И она взорвалась: "Как вы можете мне такое говорить, вы хотите сказать, что я умру?" Мои слова она восприняла так, будто я ей приговор огласила.
Еще как-то у меня был разговор с дочерью одного из пациентов, который уже умер. И я спросила: "Почему вы не хотели сообщать диагноз своему отцу?" Она ответила, что, если бы я сказала ему, что у него онкологическое заболевание, он бы впал в депрессию и умер за один год. А так он прожил 7 лет.
Это зависит и от психологии человека, и от тех условий, в каких он жил, какие у него семейные обстоятельства и так далее.
Психолог Марина Литвинова:
Надежда умирает последней. Большинство людей будет против того, чтобы у них отнимали надежду. Я работала со многими больными, которые категорически отвергали, что у них рак на неизлечимой стадии. Каждый цепляется за жизнь. Очень маленький процент тех, кто адекватно воспринимают диагноз и понимают, что им надо что-то успеть сделать, что у них осталось не очень много времени.
И многие, услышав диагноз, действительно, в депрессию впадают. Они умирают, как правило, быстрее, потому что отказываются и от лечения, и от еды, машут на это рукой и ничего не делают, говорят: "Мне бы побыстрее уйти".
Люди в таком состоянии могут напиться лекарств, когда никого нет, что-то с собой сделать. Случаи суицида тоже есть, просто у нас не так часто это озвучивают.
Медсестра МДК Харниса Таирова:
Когда я пришла в паллиативную помощь, как раз у меня была первая больная: очень красивая женщина, вела активный образ жизни, была на публике, ухаживала за собой. И когда ей сказали, что у нее рак, она отказалась буквально от всего: перестала пить, есть. За неделю она, естественно, похудела, быстрее пошли метастазы. Даже было такое, что я приходила, она говорила: "Я вам заплачу, но сделайте мне что-нибудь, чтобы я умерла". Она просто быстро сгорела.
Диагноз сообщать нужно
Руководитель проекта паллиативной помощи Лола Асаналиева:
Давайте я расскажу другую точку зрения. Ладно, у нас опыт небольшой. Не так давно был семинар со специалистами паллиативной помощи из Шотландии. Один из них, Стивен Хутчисон, сказал, что за 25 лет работы в паллиативе ни одного случая суицида среди пациентов не было.
Уход в депрессию означает, что работа психолога была недостаточной, чтобы подготовить пациента. Он застрял на стадии отрицания, это очень плохо. Поэтому больного нужно подвести к принятию диагноза.
Я считаю, что диагноз нужно сообщать на ранних стадиях, когда у пациента вторая-третья стадия заболевания. И делать это, безусловно, не так, как некоторые кыргызстанские врачи.
У нас было несколько случаев, когда пациентам с ходу говорили: "А, ваши анализы, так у вас рак. Все, идите, до свидания". Будто сказали: "Идите умирать". Это ужасно.
Другое дело, когда врач видит такие анализы, говорит: "Заходите в кабинет, сядьте", начинает расспрашивать, что пациент знает о своем диагнозе. Если пациент закрывается, идет какая-то агрессия или он не хочет знать свой диагноз, на этом врач заканчивает эту встречу и предлагает встретиться через какое-то время. И это может занять даже месяц-два, пока врач не поймет, что пациент готов уже услышать свой диагноз.
Мы только начали работать, и у нас такой менталитет, что мы якобы "хорошие" для пациента, что мы не говорим ему, идем на поводу у него, потому что будут суициды, депрессии. А те, кто работает в этом направлении давно, говорят, что они этого не видят, это лишь единичные случаи. Возможно, у пациента и до этого были депрессии, даже не связанные с онкологией, а может, вообще психическое заболевание было, и оно обострилось в этот момент.
Но большинство здоровых адекватных людей, наоборот, сотрудничают с врачами, зная свой диагноз. А если говорить, что у пациента гастрит вместо рака желудка, который не лечится уже, на медиков агрессия и выливается. Больной чувствует, что ему хуже и хуже, говорит: "Что вы ко мне ходите? Мне не легче, и вообще пошли отсюда" - и начинает обзывать, выгонять наших медиков.
Фото иллюстративное.