Генерал николай рузский. Генерал-предатель
На сайте в комментариях прочитал, что «краеведение это всеобъемлющая наука». Сомневаюсь, что думали о науке Виктор Бабуркин и еще пять художников, когда безвозмездно восстанавливали церковь Рождества Иоанна Предтечи в селе Молохово.
Да и я как-то не задумывался о науке, когда стал собирать материал о генерале Рузском. Статью «Генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский» я написал в конце 2008 года для публикации в журнале «Петербургский коллекционер». Главный редактор журнала публиковать её отказался, ссылаясь на то, что слишком мало предметов коллекционирования связано с этим человеком и выложил её на форуме коллекционеров – Sammler . ru . На этом форуме со статьей может ознакомиться любой желающий, но я её все-таки продублирую и здесь.
А недавно мне попалась на глаза книга «Российско-болгарская дружба и сотрудничество: традиции, современность, перспективы». В ней есть статья Соловьева А.Г. «К 150-летию со дня рождения генерала-русофила Радко-Дмитриева».
Вот, что написано в этой статье: «Командующий 2-ой армией, эсер Иван Сорокин, чтобы показаться защитником советской власти от контрреволюционных выступлений, приказал 18 октября 1918 года расстрелять более 100 человек генералов и представителей русской аристократии, вместе с ними и Радко Дмитриев. В городе Пятигорске, в последние дни своей жизни он наказывал своему сыну Михаилу Димитриеву: «Желаю, чтобы мои кости были перенесены и положены в могиле моего отца в селе Градец». Это предсмертное желание не выполнено и поныне. Известный военноначальник, победитель Лозенграда и Бунархисаря, Пшемысля и Митавы, кумир солдат болгарской и русской армий, лежит где-то около Пятигорска в неизвестной братской могиле!»
Как-то странно и неприятно мне было все это читать в Материалах Международной научно-практической конференции. Потому что у меня есть несколько фотографий с места захоронения этих боевых генералов. Их могилы рядом и на видном месте – возле церкви в Пятигорске.
В конце книги есть раздел «Наши авторы», из которого следует, что Соловьев А.Г. – председатель Ставропольского отделения «Союза друзей Болгарии».
Судьба генерала от инфантерии Николая Владимировича Рузского (06.03.1854 - 21.10.1918г.) многими нитями связана с нашим краем.
В 1787 г. служил капитаном в московском гусарском батальоне Алексей Михайлович Лермонтов, который через десять лет стал городничим в уездном городе Рузе Московской губернии, где у него родился внебрачный сын. Так появился Витт Алексеевич Рузский, правнуком которого и стал Николай Владимирович Рузский. Таким образом, генерал был праправнуком Алексея Михайловича Лермонтова и внучатым племянником поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Как и сам великий поэт, Н. В. Рузский принял мученическую кончину в Пятигорске. И еще один интересный факт – с 23.07.1896 г. по 13.12.1896 г. Николай Владимирович был командиром 151-го пехотного Пятигорского полка.
В первую мировую войну офицерский орден св. Георгия 1-й степени не выдавался. Вторую степень награды заслужили четверо командующих фронтами: В. Рузский, Н. Юденич, Н. Иванов и Великий князь Николай Николаевич Младший (до 1915 г. бывший Верховным Главнокомандующим русской армии). Рузский принимал участие в разработке уставов и наставлений, автор Полевого Устава 1912 года. Этот Полевой Устав российской армии применялся в РККА до 1930-х годов. Кроме того, Николай Владимировичсыграл роковую роль в отречении Государя от престола…
Принято считать, что события 27 февраля, первого дня революции, начались с выстрела унтер-офицера Запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка Тимофея Кирпичникова, убившего начальника Учебной команды батальона капитана Лашкевича. За этот «подвиг» Кирпичников был награжден самим генералом Корниловым, в то время командующим Петроградским Военным округом, Георгиевским крестом 4-й степени. Его фотография и рассказ о нем обошли в то время всю отечественную прессу. Вскоре он был произведен в прапорщики*.
Царь, принявший на себя Верховное главнокомандование находится в Ставке в Могилеве. Однако в Петрограде положение настолько осложняется, что царь решает поехать в Царское село, ближе к семье. На станции Дно, его поезд останавливают, тогда он устремляется в Псков, к генералу Рузскому, командующему Северным фронтом, рассчитывая на его поддержку в подавлении бунта в Петрограде. В этот момент Н.В. Рузского, как и других прогрессивных русских генералов, все больше заставляла задумываться критическая ситуация, которая сложилась в России. Посланный накануне из Ставки в Петроград (дабы навести там благочинный порядок) генерал Николай Иудович Иванов с батальоном георгиевских кавалеров и пулеметной командой застрял в пути. Часть его офицеров покинула эшелон, а солдаты (георгиевские кавалеры!) отказались повиноваться. Рузский видел только один выход – отречение царя от престола. 1-2 марта идут переговоры. Николай II требует послать в столицу надежные войска. Рузский отказывается поясняя, что сейчас нет такой части, которая была бы настолько надежна, чтобы её можно было послать в Петербург. И Николай II делает шаг, который, прежде всего для всех присутствующих означает смертный приговор. (Менее чем через полтора года и царь, и генерал примут мученическую кончину с разницей всего в четыре месяца). Н.В.Рузский ни на минуту не задержал отправку телеграмм во все концы страны с сообщением об отречении государя.
Нам трудно понять всю напряженность, какая сопутствовала этим переговорам, но из исторических документов ясно одно – все сомневались и не знали что делать. После того, как царь принял отречение, он вскоре пишет записку Рузскому, чтобы тот «остановил дело». Но уже поздно, телеграммы разошлись по всей России. Да и сам Рузский в душе метался и понимал, какой груз ответственности лежал на нем. Сначала генерал считал, что власть надо передать «ответственному министерству» или Комитету Государственной думы, с чем был согласен и сам царь. Но затем стороны склонились в пользу наследника цесаревича Алексея, а потом брата царя – Михаила Александровича.
Многие тогда надеялись, что в России начнутся демократические преобразования. И преобразования не заставили себя долго ждать… Телеграф разослал знаменитый Приказ № 1. Отныне солдаты имели право не выполнять распоряжения офицеров, прежде не обсудив их в своем кругу; они могли смещать офицеров и назначать новых – по своему усмотрению; отдавать офицеру честь стало не обязательно, а титулы вообще отменялись. Алексеев из Ставки по телефону долго уговаривал военного министра Гучкова об отмене этого приказа, способного развалить любую армию. Приказ отменен не был, а Гучков, чтобы «освежить» армию, продолжил свои преобразования. Его компания по чистке генералитета проходила до мая 1917 г. Со службы тогда изгнали более сотни генералов, оставшихся без пенсии.
С апреля 1917 года генерал Рузский в отставке, он уезжает в Кисловодск на лечение. 5 сентября 1918 года Совет Народных Комиссаров принял постановление «О красном терроре», согласно которому ВЧК могла заключать классовых врагов в места лишения свободы, а лиц, участвовавших в белогвардейских организациях, заговорах и мятежах, расстреливать. Одновременно наркомат внутренних дел издал приказ, в котором было изложено требование ареста в качестве заложников представителей буржуазии, генералов, офицеров, деятелей царского режима, активных членов оппозиционных большевикам партий. В сентябре 1918 года Рузский попал в число заложников, взятых Кавказской Красной Армией, и расстрелян 21 октября в Пятигорске.
Всего в тот день было расстреляно 59 человек. Николай Владимирович возглавлял список, вторым в этом списке был генерал Радко-Дмитриев - болгарин, перешедший на русскую службу во время войны несмотря на то, что его родина, Болгария, выступила на стороне Германии и Австрии. Он был награжден орденом св. Георгия 3-й степени и Георгиевским оружием. Жизнь и этого боевого генерала, к сожалению, закончилась трагически. Его настоящие имя и фамилия – Радко Русков Дмитриев, одно из сел в Болгарии носит его имя.
И хотя «белый» террор не возводился в ранг государственной политики, и белогвардейцами была создана «Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков», масштабы «белого» террора были ничуть не меньше масштабов «красного», а методы столь же чудовищны и бесчеловечны. За годы войны в 18 селах только Медвеженского уезда Ставропольской губернии белогвардейцами было замучено 472 человека из числа мирных жителей. Можно бесконечно перечислять преступления обеих сторон. Очевидно здесь важны не количественные доказательства жестокости сторон. Важно понимание того, что гражданские войны, разжигаемые политическими группировками, всегда носят очень жестокий характер, ввергают в свою орбиту все население и не могут быть оправданы никакими помыслами и целями**.
*Тимофей Кирпичников в 1918 г. изъявил желание служить у белых в Корниловском полку. Там он и нашел свою смерть. Генерал Кутепов, командовавший Корниловским полком Добровольческой армии, узнав о его «подвиге», приказал расстрелять «унтер-офицера, который убил своего начальника».
**Генерал Н.Н. Врангель запретил в своей армии ношение Георгиевских наград, пожалованных ранее адмиралом Колчаком «за отличия, оказанные в гражданской войне». Мотивируя это тем, что в братоубийственной войне русских с русскими награждение боевыми российскими наградами неэтично. А вот Георгиевские награды, пожалованные еще в мировую войну, носить не возбранялось.
Куринной Вячеслав
Николай Владимирович Рузский - генерал, выдающийся военачальник и человек трагической судьбы. Он родился в 1854 году в небогатой дворянской семье. С детских лет было решено, что маленькому Николаю предстоит быть военным. Он воспитывался военной гимназии в , по окончании которой поступает во 2-ое Константиновское военное училище. Здесь обучали пехотных офицеров. Преподавание шло по новой программе, в результате будущий генерал получил очень хорошие теоретические знания, которые впоследствии ему пригодились.
После окончания училища Рузский начинает службу в лейб-гвардии Гренадерском полку. Первый боевой опыт и первые ранения получил в в 1877-1878 годах. Участвуя в сражения со своим полком, он показал себя храбрым и грамотным офицером. Такое отношение к воинской службе отрыло ему дорогу в Академию генерального штаба. Дальнейшая служба в штабах различных военных округов позволила приобрести бесценный опыт штабной, оперативной и тыловой работы.
В Рузский участвует уже в звании генерал-лейтенанта, командуя штабом 2-ой Маньчжурской армии. За годы этой военной компании его армия много побеждала, но были и поражения, но он всегда умел принимать верные решения, которые спасали жизни многим его подчиненным. Закончил эту войну Рузский генералом от инфантерии.
генерал Рузский встречает в должности командующего 3-ей армией Юго-Западного фронта. Он со своей армией участвует в Галицийской битве и взятии Львова. Австро-венгерские войска испытали на себе всю силу ударов армии под командованием генерала Рузского. После победы в Галиции его перебрасывают в Восточную Пруссию на Северо-Западный фронт. Здесь ему противостояли немецкие войска, которые быстро почувствовали, что им противостоит умный и храбрый противник.
Отстаивая свое мнение о военных действиях, он не боялся перечить даже офицерам Ставки. К сожалению, к его мнению не всегда прислушивались.
После непродолжительного отпуска и лечения, он возглавляет командование Северным фронтом, который прикрывал Петроград. Заканчивался февраль 1917 года. В стране и армии начиналось брожение, за которым последовало отречение от престола. Рузский был убежденным монархистом, хотя и считал, что мягкая политика русского царя привела к совершению революции. Он поддержал отречение царя и лично принял Манифест из рук государя. После Февральской революции генерал призывал восстановить монархию и поддержал выступление Корнилова.
К октябрю 1917 году Рузский уже не участвовал в боевых действиях. Он был болен и нуждался в лечении. Он постоянно проживал в Пятигорске и категорически отказался принять новую власть.
Когда Пятигорск был занят большевиками. Николая Владимировича Рузского, как царского слугу, вместе с другими заложниками расстреляли 19 октября 1918 года. Свидетели этого события утверждали, что еще живых людей быстро закопали в общей яме.
Волею судьбы случилось так, что генерал Рузский был расстрелян в городе, где ранее застрелили на дуэли
Генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский был типичным представителем русского генералитета, образованного и знающего свое дело, но плохо разбирающегося в политике.
Согласно одной из версий, Николай Владимирович Рузский имел дальнюю родственную связь с Лермонтовым. По этой версии городничий подмосковного города Рузы конца XVIII века А.М.Лермонтов, будучи, как и великий поэт, потомком шотландца Джорджа Лермонта, имел внебрачного сына. Своему внебрачному сыну он дал фамилию по имени города, которым управлял, положив, таким образом, начало династии Рузских. Николай Владимирович Рузский, родившийся 6 марта 1854 года в Пятигорске, рос в дворянской семье среднего достатка и в юном возрасте вступил на военную стезю.
По окончании 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии в 1870 году он поступил во 2-е военное Константиновское училище, откуда два года спустя был выпущен прапорщиком с прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку. В русско-турецкой войне 1877-78 года Рузский участвовал в чине поручика на должности командира роты . Был ранен.
В мае-октябре 1881 года Рузский командовал батальоном 131-го пехотного Тираспольского полка. В том же году Николай Владимирович окончил Академию генерального штаба по 1-му разряду и продолжил службу в штабах ряда военных округов. В марте 1882 года Рузский был переведен с должности помощника старшего адъютанта штаба Казанского военного округа в штаб Киевского военного округа на должность старшего адъютанта. Через пять лет он был назначен начальником штаба 11-й кавалерийской дивизии, а в 1891 году возглавил штаб 32-й пехотной дивизии. За время штабной службы Николай Владимирович приобрел большой опыт оперативной и тыловой работы .
С июля по декабрь 1896 года Н.В.Рузский командовал 151-ым пехотным Пятигорским полком, а затем был назначен окружным генерал-квартирмейстером штаба Киевского военного округа. В апреле 1902 года Рузский перешел в Виленекий военный округ на пост начальника штаба, где уже в 1903 году получил звание генерал-лейтенанта.
Командующий войсками округа генерал М.И.Драгомиров высоко ценил Рузского за ум, твердый характер и исполнительность. Однако некоторые современники рассматривали это выдвижение как неверный выбор. Генерал Адариди писал:
«Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным . К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья»
В 1904 году во время войны с Японией Николай Владимирович возглавлял полевой штаб 2-й Маньчжурской армии. В качестве начальника штаба Рузский организовывал оборону войск армии на реке Шахэ , испытал горечь неудачного наступления под Сандепу, где первоначальный успех 2-й Маньчжурской армии был сорван нерешительными действиями главнокомандующего Куропаткина.
По окончании войны Николай Владимирович командовал 21-м армейским корпусом. В течение этих двух лет текущую деятельность ему приходилось прерывать длительными командировками и продолжительными отпусками по состоянию здоровья, что, в свою очередь, явилось причиной отчисления его от командования в октябре 1909 года.
С января 1910 года Рузский был назначен членом Военного совета при военном министре и одновременно произведен в генералы от инфантерии. В начале 1912 года его вновь призвали к активной деятельности и назначили (с оставлением членом Военного совета) помощником командующего войсками Киевского военного округа.
Высокий уровень образования, большой опыт штабной работы и обширные знания в военном деле позволили ему перед Первой мировой войной годов принять участие в создании Полевого устава и наставлений, в которых остро нуждались войска русской армии. Созданный устав, по мнению советских исследователей, «являлся лучшим уставом в Европе накануне первой мировой войны . В нем наиболее полно и правильно освещались вопросы наступательного и оборонительного боя, а также действия войск в бою» . В то же время устав 1912 года всецело исходил из установки на краткосрочную войну, что являлось ошибкой генеральных штабов всех европейских стран.
Несмотря на активное участие Рузского в турецкой и японской кампаниях, слава полководца и боевые георгиевские награды пришли к Рузскому только в Первую мировую войну .В соответствии с планами, разработанными на случай войны, Рузский должен был занять пост командующего 8-й армией, которая предназначалась для наступления против Австро-Венгрии; командующим 3-й армией становился туркестанский генерал-губернатор А.В.Самсонов. Однако в 1913 году последовала перестановка: Брусилов, предназначавшийся на пост командующего 2-й армией, был перемещен из Варшавского военного округа в Киевский, Самсонову предстояло командовать 2-й армией, Брусилову - 8-й, а Рузскому досталась 3-я армия Юго-Западного фронта.
Согласно принятому плану войны в четырех армиях Юго-Западного фронта сосредоточивалось до 60% всей русской армии - более 600 тысяч человек при 2 тысячах орудий. Зная о том, что немцы будут наносить главный удар против Франции, русское командование рассчитывало одновременно оттянуть на себя часть германских сил наступлением в Восточной Пруссии. Но первостепенной задачей считался разгром австро-венгерской армии в Галиции.
Главный удар на Юго-Западном фронте должна была наносить 3-я армия Рузского, являвшаяся наиболее сильной - 215 тысяч человек при 685 орудиях. Вместе с 8-й армией Брусилова (139 тысячи человек при 472 орудиях) 3-я армия составляла южное крыло фронта и должна была наступать с востока в австрийскую Галицию на галич-львовском направлении. Рассчитывая на то, что противник сосредоточит свою главную группировку в районе Львова и севернее его, командование предполагало предпринять двойной охват австрийской армии: 5-я и 3-я армии должны были вести бои по ее фронту, а 4-я и 8-я армии - охватить с флангов.
Управление фронта формировалось на базе Киевского военного округа, начальником штаба фронта стал М.В.Алексеев. В связи с тем, что 3-й армии предстояло наносить главный удар по австро-венгерским войскам, начальник штаба округа В.М.Драгомиров получил назначение начальником штаба 3-й армии. Чтобы ослабить влияние честолюбивого Драгомирова, позволявшего себе выражать недовольство, вести себя вызывающе даже в отношении командующего фронтом генерала Н.И.Иванова, Рузский взял к себе генерал-квартирмейстером М.Д.Бонч-Бруевича, вступившего в войну командиром 176-го пехотного полка. Оба они являлись ставленниками военного министра. По свидетельству генерала Н.Н.Головина, «Рузский был persona grata у [военного министра] генерала Сухомлинова», а ближайшим помощником Рузского являлся Бонч-Бруевич, которого военный министр почитал «за крупный военный талант» .
В результате, с самого начала в 3-й армии столкнулись две точки зрения - командующего и его начальника штаба . Головин полагал, что Драгомиров возглавлял в армии «оппозицию» главнокомандованию Юго-Западного фронта. Офицеры Генерального штаба видели в Рузском
«человека болезненного, слабохарактерного, не властного, а главное, за предвоенный период далеко отошедшего от оперативных вопросов в широком смысле» , тогда как в лице Драгомирова - «действительного руководителя оперативной части армии... На генерала Рузского он смотрел свысока, игнорировал его» .
Поэтому не случайно Рузский в начале сентября 1914 года при переводе на Северо-Западный фронт взял с собой только Бонч-Бруевича. Для подъема боеспособности войск Рузский перед выступлением частей на фронт объехал ряд полков. Как вспоминал генерал Б.Н.Сергиевский, произнося речь перед 125-м пехотным полком, Рузский
«… просил нас верить нашему верховному командованию, объяснил, что Генеральный штаб внимательно изучает план грядущей войны, что давно уже знали, что война настанет, и что мы должны всеми силами беречь жизнь каждого солдата, что в войне ошибки неизбежны, и просил нас не судить слишком строго за эти неизбежные ошибки и потери. Он прибавил, что вместо того, чтобы судить и искать ошибки, нам следует думать о своих непосредственных обязанностях и строже всего судить самих себя. Если каждый из нас выполнит свой долг полностью - успех будет обеспечен»
В состав 3-й армии Рузского входили 21-й армейский корпус (генерал Я.Ф.Шкинский), 11-й армейский корпус (генерал В.В.Сахаров), 9-й армейский корпус (генерал Д.Г.Щербачев), 10-й армейский корпус (генерал Ф.В.Сивере), а также 9-я, 10-я, 11-я кавалерийские, 3-я Кавказская казачья дивизии. Кроме того, ожидалось пополнение 3-им Кавказским армейским корпусом (генерал-лейтенант В.А.Ирман) и 8-ой кавалерийской дивизией. Из всех командармов только Рузский увеличил пехотную массу вверенных ему соединений . В корпуса, каждый из которых состоял из двух пехотных дивизий, он влил еще по второочередной пехотной дивизии, в то время как в остальных армиях такие дивизии находились в резервах. Второочередные дивизии не имели пулеметов и получили слабую артиллерию, но все же усиливали мощь удара. Рузскому это принесло успех в первом же сражении.
 |
 |
В Галицийской битве армия Рузского наступала на Львов по фронту Куликов-Николаев. 6 августа части 3-й армии перешли границу и, сократив фронт со 120 до 75 км, предприняли лобовой удар по австро-венгерским войскам.
Как только части 3-й армии перешли линию государственной границы, Рузский получил директиву начальника штаба фронта изменить направление движения армии и наступать севернее района Львова, выходя в тыл 4-й австрийской армии. В это время уже потерпели поражение русские армии северного крыла - 4-я и 5-я, - и Алексеев принял решение бросить армии южного фланга на помощь северному, чтобы взять 4-ю австрийскую армию в кольцо. Однако, воспользовавшись тем, что колебавшийся Иванов не отдал прямого приказа, Рузский решил пренебречь директивой Алексеева и продолжил наступление на Львов . На этом решении настаивал Бонч-Бруевич, от которого Рузский зависел вследствие своей болезненности. Как писал военный историк:
«Рузский, вообще человек со светлой головой, стратегическим чутьем и большим психологическим пониманием, страдал болезнью печени в тяжелой форме, что заставляло его прибегать к морфию и ставило в зависимость от сотрудников»
26 августа на реке Золотая Липа у Золочева 3-я армия под руководством Рузского вступила в бой с частями 3-й австро-венгерской армии генерала Брудермана, на следующий день нанесла ей решительное поражение и отбросила по всему фронту. 29 августа в ходе сражения под Перемышлянами русские войска отбили атаки 3-й армии, а 30 августа 10-й армейский корпус прорвал австро-венгерский фронт. Однако Рузский не выделил сил для преследования отступающей 3-й армии.
Алексеев предполагал, закрывшись от 2-й и 3-й австрийских армий 8-й армией Брусилова, направить 3-ю армию Рузского в тыл австрийцам, окружить и уничтожить 4-ю и 1-ю австрийские армии. Начиная с 11 августа Алексеев повторял свою директиву четыре раза. Однако Рузский отдал приказ о движении на Львов. Сергиевский вспоминал:
«Вместе со многими офицерами Генерального штаба я в том же 1914 г. удивлялся, в какой мере Рузский шел на поводу у своего начальника штаба, пресловутого Бонч-Бруевича»
Неповиновение Рузского позволило противнику избежать окружения и поставило под угрозу весь замысел. Ситуацию удалось выправить лишь переброской из-под Варшавы 9-й армии П.А.Лечицкого.
1 сентября 21-й армейский корпус армии Рузского разгромил у Куликова австро-венгерскую группу, предназначенную для обороны Львова, и 2 сентября подошел вплотную к Львову, который был взят без боя. В тылу пресса представила взятие Львова как итог многодневной кровопролитной операции, увенчавшейся кровавым штурмом. 21 августа Николай II записал в дневнике:
«Днем получил радостнейшую весть о взятии Львова и Галича! Слава Богу!.. Невероятно счастлив этой победе и радуюсь торжеству нашей дорогой армии!»
За Львов, оставленный противником без боя, Рузский был удостоен беспрецедентной награды - одновременного награждения орденом Святого Георгия 4-й и 3-й степени и стал первым георгиевским кавалером в мировую войну. Командарм, не выполнивший приказов штаба фронта, и потому позволивший противнику избежать окружения, получил награду, а вскоре был повышен в должности. Причина была проста: Ставка пыталась затушевать факт разгрома 2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии. Для этого падение Львова подходило как нельзя более кстати. Имя генерала Рузского стало известно всей России .
После занятия города Рузский двинулся главными силами в район Равы-Русской, где 6 сентября 11-й и 9-й армейские корпуса столкнулись с 6-м, 9-м и 17-м корпусами 4-й австро-венгерской армии. 8 сентября армия Рузского попала в тяжелое положение из-за отставшего 21-го армейского корпуса, кроме того, на левом фланге был отброшен 10-й армейский корпус, а в районе Вальдорфа был прорван фронт армии. 11 сентября австро-венгерские войска прервали сражение.
Своим движением на Львов Рузский разорвал единство Галицийской битвы, фактически превратив единую фронтовую операцию в две отдельные армейские операции . Вдобавок, когда по южному крылу фронта австрийцы нанесли контрудар, он не пожелал помочь соседу, которому приходилось много хуже,- 8-й армии. Брусилов говорил о Рузском:
«Человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались»
В войсках его воспринимали как отличного командира:
«Генерал Рузский был подлинным героем, которого офицеры и солдаты боготворили; все безусловно доверяли его знаниям и его военному гению»
Такая восторженная характеристика была вполне оправдана - его 3-я армия шла от победы к победе. Победы армии Н.В.Рузского и армии А.А.Брусилова были весьма значительны в начале войны. Австрийцы противопоставили им 40 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, 2 500 орудий и миллион солдат. Обе австро-германские армии, державшиеся после разгрома восточной австрийской армии, были разгромлены под Львовом и отброшены за реку Сан.
За успехи в Галицийской битве 22 октября верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич представил Рузского к награждению орденом Святого Георгия 2-й степени. За две недели до того к такой же награде был представлен главнокомандующий Юго-Западным фронтом Н.И.Иванов. К началу войны в России насчитывалось всего девять кавалеров ордена Святого Георгия 3-й степени, а кавалеров 2-й степени - ни одного. Теперь бывший начальник и подчиненный сравнялись друг с другом. Беспрецедентная награда выражала оценку действий 3-й армии и лично Рузского в ходе Галицийской битвы верховным главнокомандующим.
В сентябре 1914 года Николая Владимировича назначили командующим армиями Северо-Западного фронта вместо Я.Г.Жилинского. Рузский стал первым командармом, получившим такое повышение . Фронт включал три армии общей численностью 435 тысяч человек. Назначение Рузского произвело благоприятное впечатление на войска и штабы. Офицер штаба фронта Ю.Плющевский-Плющик отметил:
«К этому назначению все отнеслись с полным доверием, а приветливый и спокойный вид генерала Рузского еще более усилил это впечатление. Новый главнокомандующий, первое, что сделал, обошел все помещения, поговорил с каждым и вообще дал понять, что он человек доступный, с которым можно работать не только исполняя приказания, но и высказывая свое мнение. Дай бог ему успеха, но тяжелое наследство он принял»
Слава «победителя Львова» влияла на отношение к Рузскому в войсках. Во второй половине сентября Рузский был пожалован вензелем генерал-адъютанта. Рузский считал, что действия русских войск в Галиции должны носить оборонительный характер, а все усилия необходимо направить против Германии . Вступив в должность, он отвел 1-ю армию за Неман, 10-ю - за Бобр, 2-ю - за Нарев. В рамках Восточно-Прусской кампании Рузский начал силами 1-й и 10-й армий проведение Августовской операции. 15 сентября началось наступление 1-й и 10-й армий. Вялое продвижение 1-й армии (3-й, 4-й, 20-й, 2-й и 26-й армейские корпуса) не встречало особенного противодействия все эти дни. 18 сентября числа 4-й и 2-й корпуса 1-й армии были выведены генералом Ренненкампфом в резерв и переброшены под Варшаву. 10-я армия генерала Флуга завязала в тот же день чрезвычайно упорные бои с главными силами 8-й германской армии, начав этим сражение в Августовских лесах.
План генерала Флуга заключался в следующем: сковать фронтальным ударом 2-го Кавказского и 22-го армейского корпусов силы 8-й немецкой армии и не дать ей отступить, атакуя на линии Августов - Лык 3-м Сибирским и 1-м Туркестанским корпусами.
Вялость генерала Мищенко, не сумевшего распорядиться своей фронтальной группой и даже развернуться, привела к тому, что немцы ускользнули. В предшествовавшие наступлению дни генерал Мищенко совершенно измотал свой 2-ой Кавказский корпус бесцельными маршами и контрмаршами. Командир 22-го армейского корпуса генерал барон Бринкен, в мирное время считавшийся образцовым, совершенно потерял голову еще после неудачи авангарда 25 августа у Бялы. Оба эти командира корпусов не выдержали боевого испытания и оказались много ниже своей репутации. Зато 3 Сибирский корпус генерала Радкевича занял Августов. 16 и 17 сентября 10-я армия развернула свой фронт налево, Радкевич вел упорные бои под Августовом, а туркестанцы отвлеклись Осовецкой операцией. Штаб Северо-Западного фронта отдал 16 сентября директиву, предписывавшую 1-й и 10-й армиям выйти к 22 сентября на фронт Сталлупенен - Сувалки - Граево. 10-й армии был передан 6 армейский корпус, деблокировавший Осовец (остальные корпуса 2-й армии были уже под Варшавой в составе Юго-Западного фронта).
Генерал Шуберт притянул на выручку 1-му немецкому армейскому корпусу 1-й резервный и ландвер. 18 и 19 сентября в Августовских лесах разыгралось жестокое побоище. В этих лесных боях германцы утратили свои преимущества в управлении и тяжелой артиллерии, и наши кавказцы, финляндцы и сибиряки разгромили восточно-прусские полки. В молниеносной артиллерийской пристрелке и стремительных рукопашных боях превосходство осталось за нашими войсками.
Полковник Сергеевский в своих воспоминаниях описал один эпизод этого сражения:
«10-й Финляндский стрелковый полк, идя колонной, внезапно наткнулся на германцев. Командир полка скомандовал: «В цепь!». Но командир бригады генерал Стельницкий бросился вперед: «Какая там цепь - за мной!». Блистательным штыковым ударом 600 оторопевших немцев положено на месте, остальные бежали. Наш урон всего 16 человек. Геройский полк бросился в штыки прямо колонной. Так состоялось боевое крещение молодых финляндских полков, и здесь кавказские гренадеры получили от потрясенных танненбергских победителей почетное имя желтых дьяволов. В этих проклятых лесах русские показали свои волчьи зубы, - писал (впоследствии убитый) восточнопрусский гренадер, - мы думали сначала, что это - японцы, потом оказалось, что это были кавказские черкесы. Никаких черкес в 10-й армии не было, а были стальные полки 2 Кавказского корпуса»
20 сентября 2-ой Кавказский корпус занял Сувалки. Августовские леса были очищены от неприятеля. Трофеями 10-й армии были около 3 000 пленных и 20 орудий. Взяв Сувалки, генерал Флуг навлек на себя величайший гнев генерала Рузского за недостаток методики , так как штаб Северо-Западного фронта заранее (16 сентября) назначил взятие Сувалок на 22 число. После завершения Августовской операции успешный командующий 10-й армией В.Е.Флуг был отстранен от должности, за то, что занял Сувалки на 2 дня ранее намеченного Рузским срока - за «опасную активность».
13 октября под командование Рузского были переданы 2-я (генерал С.М.Шейдеман) и 5-я (генерал П.А.Плеве) армии, действовавшие на Варшавском направлении. Предоставив командующим армиями действовать по своему усмотрению, Рузский сосредоточил основные усилия на формировании Принаревской группы для защиты Варшавы со стороны Восточной Пруссии, сосредоточив здесь 27-й, 6-й и 1-й Туркестанский армейские корпуса. В середине октября он перевел на Млавское направление 1-ю армию.
Упреждая намеченное на утро 14 ноября общее наступление русских армий вглубь Германии и желая переломить ситуацию на Восточном фронте в свою пользу, германское командование в лице Гинденбурга, назначенного 1 ноября главнокомандующим Восточным фронтом, и его начальника штаба Людендорфа решили сами перейти в наступление. 9-я германская армия генерала Августа Макензена из района Ченстохова и Калиша была переброшена на север, в район Торна, чтобы отсюда нанести внезапный удар в стык между 1-й и 2-й русскими армиями, прорвать фронт, выйти в тыл русских позиций и окружить сначала 2-ю, а потом и 5-ю русскую армию.
3-й германский кавалерийский корпус, корпуса «Бреслау» и «Позен» («Познань»), группа войск генерала Войрша (гвардейский резервный корпус и две пехотные дивизии) и 2-я австро-венгерская армия должны были сдержать наступление русских войск с фронта и сковать их.
11 ноября, согласно намеченному плану, ударная группа 9-й германской армии перешла в наступление. К вечеру германцы вышли к позиции 5-го Сибирского корпуса (50-я и 79-я пехотные дивизии, командир корпуса генерал Сидорин) и остановились на ночь перед фронтом русских на линии Устроне - Петроков - Слесин - Година.
12 ноября с утра германцы атаковали русские позиции тремя пехотными и одним кавалерийским корпусами. Из-за растяжения походных колонн германцы вводили корпуса в бой по частям в течение дня. С наступлением темноты командир 5-го Сибирского корпуса, узнав о задержке на переправе у Плоцка 6-го Сибирского корпуса, отправленного ему на помощь, приказал войскам корпуса отойти к юго-востоку вдоль Вислы, на линию Н. Дунинов - Патрово - Рембов. К концу 13 ноября 5-й Сибирский корпус занял указанный ему фронт. Утомленные боем 12 ноября немцы почти не преследовали русских.
13 ноября к Домбровице подошел 2-й русский армейский корпус 2-й армии, посланный Шейдеманом в поддержку 5-го Сибирского корпуса, и вступил в бой с 17-м и 20-м германскими корпусами. В результате ожесточенного боя 14 ноября корпус отстоял свои позиции.
Тяжелое сражение 2-го армейского корпуса и 5-го Сибирского корпуса с 9-й немецкой армией, обладавшей тройным численным превосходством, продолжалось и 15 ноября . До 19 ноября шли упорные бои по всему фронту, одновременно русское и германское командования перегруппировывали свои войска, пытаясь выявить слабые места в обороне противника. Наконец, немцы нашли в русской обороне брешь: хотя к северу от Лодзи германское наступление было остановлено упорной обороной частей 2-й русской армии, но в промежутке между Лодзью и Ловичем русских войск еще не было. Немцы оставили против Лодзи 1-й резервный корпус и направили ударную группу генерала Шеффера (три пехотные и две кавалерийские дивизии) в эту брешь. К 22 ноября немцам удалось окружить Лодзь с запада, севера и востока.
Но, чтобы сжать кольцо вокруг Лодзи, сил у немцев было явно недостаточно. Вскоре вклинившаяся в русские позиции немецкая ударная группа сама оказалась под угрозой окружения. С юга по ней нанесли удар подошедшие части 5-й армии Плеве, с запада - 2-я армия, а с востока - Ловичский отряд.
В ходе Лодзинской операции 22 ноября Рузский, несмотря на успешное развитие событий и резкие протесты генералов Плеве и Ренненкампфа, отдал приказ об отступлении . Результатом этого решения стал выход из окружения группировки немецкого генерала Р.Шеффер-Бояделя.
Всего в Лодзинской операции наши войска потеряли около 110 тысяч человек и 120 орудий, противник - около 50 тысяч человек и 23 орудия.
На Седлецком совещании 28 ноября Рузский настоял на приостановке успешного наступления Юго-Западного фронта и на подтверждении своего решения об отводе войск. Обвинив в своих неудачах подчиненных, он добился отстранения от командования генерала Шейдемана и генерала Ренненкампфа . Тогда же он просил разрешения у Ставки отойти на Варшавские крепостные позиции, но потерпел неудачу. На этом кампания 1914 года на Северо-Западном фронте завершилась.
21 января 1915 года начались германские демонстрации. 9-я армия генерала Макензена внезапным ударом овладела фольварком Воля Шидловская.
Падение Воли Шидловской чрезвычайно встревожило как Ставку, так и штаб Северо-Западного фронта, испугавшихся за Варшаву и приостановивших подготовку наступления формировавшейся 12-й армии. Для отвоевания у немцев фольварка, не представлявшего никакой тактической ценности, генерал Рузский отправил 22 и 23 января части 2-й армии, зря растрепав 11 дивизий, несмотря на протесты командира 6-го армейского корпуса генерала Гурко.
Германская демонстрация удалась, и Гинденбург приступил к решительной части своего плана - уничтожению 10-й русской армии. 23 января части 8-й германской армии потеснили к Ломже нашу 57-ю пехотную дивизию, что тоже было обманным маневром, имевшим целью оттянуть часть русских войск к прорыву 8-й армии немцев. Генерал Рузский дал себя обмануть и в этот раз, направив к Ломже все свои резервы: Гвардейский корпус генерала Безобразова, 2-й армейский корпус генерала Флуга и 27-й корпус генерала Баланина. Этим он связал себе руки, лишив фронт резервов.
Одновременно с этим 10-я армия по настоянию Рузского провела Ласдененскую операцию (17-28 января 1915 года), не давшую результатов, но поглотившую остававшиеся резервы. В результате действия Рузского во многом стали причиной катастрофы, постигшей 10-ю армию Ф.В.Сиверса в Августовских лесах . По воспоминаниям генерала Будберга выглядело это следующим образом:
«… В самые решительные для нас дни 26-27 января у генерала Сиверса не хватило главного: способности принять на себя чрезвычайно серьезную и тяжелую ответственность и самостоятельно отдать приказ о немедленном отступлении всей армии на восток…
В эти дни у генерала Сиверса не оказалось способности говорить с Главнокомандованием Северо-западного фронта таким языком, которого требовала огромная серьезность создавшейся обстановки и, не считаясь с планами и фантазиями генерала Бонч-Бруевича, сказать генералу Рузскому всю правду во всей ее тягостной неприглядности, нарисовать всю грозность положения армии и самую повелительную необходимость принятия исключительно решительных и спешных мер для парирования немецкого маневра средствами фронта…
Генерала Сиверса обвинили и покарали - он командовал 10 армией и ответил полностью за постигшую ее катастрофу .
Следователем, судьею и экзекутором явился Главнокомандовавший Севевро-западным фронтом Генерал-Адьютант Рузский, фактически несравненно более виновный в разгроме нашей армии и в том, что начатая против нее операция не была обращена в самое решительное поражение 8, а, быть может, и 10 немецких армий.
Ведь все самые подробные данные о положении наших корпусов и дивизий и об обнаруженных против них неприятельских силах были отлично и своевременно известны оперативному отделу штаба фронта… что же мешало фронтовому Главнокомандованию, спокойно сидевшему в это время в Седлеце, заметить и учесть своевременно все сделанные недосмотры и ошибки и своими приказами немедленно же исправить все то, что было упущено или неправильно решено и распоряжено в Маргграбове? Штаб фронта знал своевременно и доподлинно, что на наш левый фланг вышло от 3 до 4 немецких дивизий, а на правом фланге имелись вполне достаточные данные для заключения о более чем вероятном обходе его тремя немецкими корпусами. Эти сведения не могли оставлять сомнений в том, какая опасная для 10 армии операция была начата против нее неприятелем.
Затем, штабу фронта было отлично известно, что на всем 170 верстном фронте 10 армии не имелось ни одного батальона в резерве, и что, следовательно, в руках генерала Сиверса не было ни малейшей возможности встретить немецкий обход соответственным контрманевром, т.е. активными действиями своего резерва против обходящего неприятеля.
При таких условиях само фронтовое Главнокомандование обязано было трезво оценить всю опасность положения 10 армии, взять на себя руководство и ответственность и само приказать генералу Сиверсу немедленно и со всей поспешностью увести его растянутые и безрезервные корпуса из под уже неотвратимого и неостановимого и в высокой степени опасного флангового удара, и не считаться при этом уже ни с чем другим, кроме избавления целой армии от нависшей над ней и неоспоримой угрозы двойного обхода…»
Сиверс был отстранен от командования, а Рузский в очередной раз вышел сухим из воды.
В феврале-марте армии фронта вели тяжелые бои у Гродно и Прасныша. Позже, благодаря успешным действиям 12-й армии генерала Плеве, поддержанной частями 1-й и 10-й армий, германским армиям было нанесено поражение во 2-м Праснышском сражении. Однако, несмотря на достигнутый тактический успех, армии фронта понесли тяжелые потери более чем в три раза превышавшие потери германских войск. 13 марта 1915 года Рузский заболел и сдал командование генералу М.В.Алексееву . Даже его верный помощник Бонч-Бруевич не без ехидства отмечал:
«Весной 1915 г. генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть «болезней» Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига»
Согласно другой версии, инициатором смены главнокомандующего Северо-Западным фронтом выступил Николай II, который под предлогом необходимости лечения отозвал Рузского с фронта, заменив его генералом М.В.Алексеевым. До конца лета Рузский лечился в Ессентуках.
В тылу старались не дать армии забыть об одном из своих военачальников . Усилиями друзей Рузского из стана либеральной оппозиции его имя постоянно держалось на страницах печати; в тыловых частях разучивали песню «С нами Рузский, с нами генерал!»; к месту и не к месту упоминалось взятие Львова и сражения в Польше.
17 марта 1915 года Рузский был назначен членом Государственного, а затем и Военного советов . Несмотря ни на что, он оставался популярен в среде генералитета. Фронтовое офицерство также воспринимало его в качестве одного из лучших военачальников. Показателем этого является запись в дневнике часто бывавшего на Северо-Западном фронте великого князя Андрея Владимировича:
«Он все же гений в сравнении с Алексеевым, он может творить, предвидеть события, а не бежит за событиями с запозданиями. Кроме того, в него верили, а вера в военном деле - почти все. Вера в начальника - залог успеха… Мечта всех, что Рузский вернется, вера в него так глубока, так искренна и так захватила всех, без различия чинов и положения в штабе, что одно уже его возвращение, как электрический ток, пронесется по армии и поднимет тот дух, который все падает и падает благодаря тому, что Алексеев не знает об его существовании»
Сравнивая двух командующих, он оставлял в стороне, что Алексеев, обороняясь летом 1915 года против превосходящих сил противника на три фронта, не оставил врагу в полевых сражениях ни одной дивизии в «котлах», которые ему не раз готовили немцы. Рузский же, имея примерное равенство сил с врагом, в ходе Августовской операции потерял четыре дивизии 20-го корпуса в окружении. Со слов великого князя выходило, что Рузский вселял в войска моральный дух, в то время как Алексеев и вовсе «не знает о его существовании» . Именно такие мнения влияли на Ставку и императора. Совет министров на заседании 8 июля 1915 года учредил Особый комитет для согласования мероприятий, проводимых в Петрограде военными и гражданскими властями. Председателем этого комитета стал Рузский, а его помощником - начальник Петроградского военного округа П.А.Фролов. Но вскоре Рузского ожидало новое назначение.
3 августа на совещании в Волковыске верховный главнокомандующий решил разделить Северо-Западный фронт на Северный и Западный. Главнокомандующим Западным фронтом оставался Алексеев, а руководить Северным фронтом был назначен Рузский, который вступил в должность в ночь на 18 августа. Вскоре произошла и смена состава Ставки: начальником штаба стал Алексеев. Западный фронт принял А.Е.Эверт.
В журнале «Нива» №30 за 1915 год была напечатана статья о назначении Рузского:
«Новое назначение генерал-адъютанта Н.В.Рузского. Увенчанный победоносными лаврами, связавший навеки свое имя с блестящими победами нашей армии над австрийско-германскими армиями и надломивший свои физические силы в тяжких, ответственных трудах полководца, генерал-адъютант, генерал от инфантерии Н.В.Рузский ныне настолько оправился от болезни, что теперь Высочайше назначен Главнокомандующим армией на место генерал-адъютанта, генерала от артиллерии Фан-дер-Флита. Вся наша доблестная армия, весь наш вооруженный народ с радостью встретил это Монаршее назначение на ответственный, активный пост нашего выдающегося стратега и блестящего военачальника»
Вступив в должность, Рузский сразу же отменил проведение 12-й армией Р.Д.Радко-Дмитриева операции по высадке десанта в тыл германской армии
. В течение 1916 года армии фронта занимали пассивную позицию. Фронтовое «затишье», помимо собственно командных забот, Рузский посвятил занятиям военной теорией. Большие потери Брусиловского прорыва были обусловлены как фактором «позиционного тупика», так и копированием устаревших тактических приемов, примененных на французском фронте. Военачальники понимали, что следует обобщать и свой, отечественный опыт. Рузский, в частности, высказывался о неприменимости французских рекомендаций ведения войны к русским условиям.
При планировании кампании 1917 года Pузский предложил нанести удар на стыке Северного и Западного фронтов в районе Вильно-Сморгонь, решительно выступив против плана, разработанного генералами В.И.Гурко и А.С.Лукомским. По новому плану генерала Алексеева, Северный и Западный фронты проводили ряд вспомогательных операций на Шавли и Вильно, а главный удар наносила 5-я армия генерала А.М.Драгомирова на Свенцяны и Юго-Западный фронт в общем направлении на Львов. Румынский фронт обязывался занять Добруджу. Зная Рузского и Эверта, Алексеев более не доверил им главного удара , ограничив их действия ударами севернее Полесья вне связи с Юго-Западным фронтом. В то же время, чтобы не позволить двум фронтам ограничить себя решением локальных задач, заведомо обрекая себя на неуспех, Алексеев предусматривал совместные действия Северного и Западного фронтов в наступательных операциях севернее Полесья. Для этого по указанию Рузского начальник штаба Северного фронта Ю.Н.Данилов составил «соображение о комбинированном наступлении армий Северного и Западного фронтов».
Последней войсковой операцией, проведенной под руководством Рузского, стало наступление 12-й армии на Митаву в конце 1917 года. План Митавской операции был рассчитан на внезапность удара . Для этого была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию. Круг лиц, посвященных в замысел операции, строго ограничивался.
На рассвете 5 января 1917 года без артиллерийской подготовки Бабитская группа (6-й Сибирский армейский корпус и Латышская стрелковая дивизия) атаковала противника. Прорвав оборону 8-й германской армии в трех местах, она заняла район Скудр, северо-восточнее Граббе, Скангель.
На участках других групп атака успеха не имела. Части Олайской (2-й Сибирский армейский корпус) группы начали атаку после короткой артиллерийской подготовки, вклинились в оборону противника, но вынуждены были отойти на исходные позиции. В этой группе солдаты 17-го Сибирского полка 2-го Сибирского корпуса отказались наступать. К ним присоединились другие части 2-го, а затем и 6-го Сибирского корпусов.
Командование армии жестоко подавило антивоенное выступление солдатских масс . Руководители выступления (92 человека) были преданы военно-полевому суду и казнены, многие сотни солдат сосланы на каторгу. После расправы, с 7 января 1917 года, войска 12-й армии продолжали наступление, но оно вылилось в бои местного значения. К исходу 11 января 1917 года операция была приостановлена. В ходе Митавской операции русские войска еще отдалили линию фронта от Риги, что явилось некоторым успехом.
Основными причинами остановки наступления была непродуманность мер по переходу тактического успеха в оперативный успех . Настоятельные просьбы командующего 12-ой армией Р.Д.Радко-Дмитриева о подкреплении командующий Северным фронтом генерал Н.В.Рузский отклонил. Неизвестно какими мотивами руководствовался Рузский, ведь основной задачей Северного фронта с осени 1915 года было не допустить занятие немцами стратегически важного порта Риги.
Командующий Северным фронтом устранился от ответственности за исход операции, всецело переложив ее на Р.Д.Радко-Дмитриева , командующего 12-й армией. При этом резервов для развития успеха армия не получила, и ее атаки вскоре захлебнулись.
Весьма важную роль сыграл Н.В.Рузский в трагические дни 1-2 марта 1917 года, когда военное руководство армией (Н.И.Иванов, М.В.Алексеев, А.А.Брусилов и другие, в том числе и великий князь Николай Николаевич Младший) рекомендовало императору Николаю II отречься от престола. 1 марта поздним вечером Николай Владимирович несколько часов с глазу на глаз разговаривал с императором Николаем II. Можно предполагать, что этот разговор в немалой степени способствовал тому, что 2 марта государь подписал манифест своего отречения от престола в пользу Михаила Александровича.Совершилась Февральская революция, и Н.В.Рузский открыто сказал свите государя, считая, что победители - это монархическая дума:
«Остается сдаваться на милость победителей»
Позже Николай Владимирович говорил:
«Я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения»
До конца своей жизни Рузский страдал от того, что хотел беседой с императором укрепить устои трона, но получилось так, что помог их развалить. Временное правительство не забыло тех услуг, что были оказаны Рузским в момент падения монархии, и ему еще доверяли. Все изменилось с отставкой наиболее консервативно настроенных членов правительства - Милюкова и Гучкова. Алексеев, съездив на Северный фронт и вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, уволил обоих за слабость военной власти и оппортунизм, деликатно поставив вопрос об их «переутомлении». Так эти отставки и были восприняты тогда обществом и армией.
Вскоре после Октябрьского переворота Рузский вместе с Радко-Дмитриевым отправился лечиться в Кисловодск. На курорте генералов застала разворачивавшаяся гражданская война. Распад Кавказского фронта и начало вооруженной борьбы отрезали Рузского от Центральной России. Когда генералы переехали в Пятигорск, где распоряжалось командование Кавказской Красной армии, их наряду с другими представителями «бывших» взяли в заложники . После мятежа И.Л.Сорокина против большевистской власти на Кавказе заложники, находившиеся в Пятигорске, никакого отношения к фельдшеру Сорокину не имевшие, 18 октября 1918 года в количестве 106 человек были расстреляны на склоне Машука. В их числе был и отказавшийся вступить в Красную армию генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский.
Современники в большинстве своем относительно невысоко оценивали Рузского как военачальника . Квинтэссенцией подобной характеристики можно привести слова А.А.Керсновского, в своей работе опиравшегося на мнения русской эмиграции и личные свидетельства участников Первой мировой войны, многие из которых воевали под началом Рузского:
«Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре-ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон? И, наконец, о непостижимых стратегическому - и просто человеческому - уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шидловской?»
Однако существует и противоположное мнение. Великий князь Андрей Владимирович писал о нем восторженно :
«Человек с гением. Талант у него, несомненно, был большой. Лодзинская и Праснышская операции будут со временем рассматриваться как великие бои, где гений главнокомандующего проявился вовсю. Не оценили его, не поняли гений и скромность Рузского. Это большая потеря и для фронта, и для России»
Приятное впечатление Рузский произвел на протопресвитера фронта:
«Выше среднего роста, болезненный, сухой, сутуловатый, со сморщенным продолговатым лицом, с жидкими усами и коротко остриженными, прекрасно сохранившимися волосами, в очках, он в общем производил очень приятное впечатление. От него веяло спокойствием и уверенностью. Говорил он сравнительно немного, но всегда ясно и коротко, умно и оригинально; держал себя с большим достоинством, без тени подлаживания и раболепства. Очень часто спокойно и с достоинством возражал великому князю»
Парадоксальным образом оба мнения по-своему верны . Действительно, в России можно было бы найти военачальников лучше Рузского. Но в России начала XX века продвижение по служебной лестнице во многом зависело от личных связей внутри высшего генералитета. Лучшие командующие - П.А.Лечицкий, П.А.Плеве, В.Е.Флуг не имели вверху «сильной руки». В то же время Рузский являлся ставленником военного министра Сухомлинова. При всех своих недостатках генерал Рузский был гораздо лучшей заменой своему предшественнику на Северо-Западном фронте Я.Г.Жилинскиму, проигравшему Восточно-Прусскую наступательную операцию августа 1914 года.
Столь основательно подготовившийся к войне противник, не мог быть разгромлен в короткие сроки. Русская армия не была исключением: австро-венгры и турки выглядели слабее русских, но немцы показали себя более сильными. Рузский на протяжении почти всей войны был вынужден драться против немцев (единственное исключение - первый месяц войны на Юго-Западном фронте, выдвинувший Рузского). Поэтому, не отличаясь сильной волей и находясь под влиянием окружения, он не мог не уступать лучшему немецкому полководцу - Людендорфу. Отсюда и неудачи, и большие потери даже при успехах. Второго Скобелева в России тогда не нашлось. Брусилов воевал преимущественно против австрийцев, а Юденич провел всю войну на Кавказском фронте, где немцы были представлены разве что в качестве советников. В такой обстановке начальник штаба Северного фронта Ю.Н.Данилов был прав, когда писал, что Рузского уважали и ценили не только в действующей армии, но и во всей России, и что он был военачальником, заслужившим звание одного из лучших генералов дореволюционной русской армии.
Русский генерал от инфантерии (1909). Окончил Константиновское военное училище (1872) и Академию Генштаба (1881). Во время русско японской войны 1904‒05 недолго был начальником штаба 2 й Маньчжурской армии …
Н.В Рузский Николай Владимирович Рузский (6 (18) марта 1854 19 октября 1918, Пятигорск) русский генерал, участник Февральской революции. Ранние годы Отец Владимир Виттович Рузский. Окончил первую петербургскую военную гимназию в 1870 году,… … Википедия
Рузский русская фамилия; образована от топонима Руза. Известные носители: Рузский, Михаил Дмитриевич (1864 1948) основатель сибирской научной школы зоологии, один из организаторов Института исследования Сибири, профессор Томского… … Википедия
Николай Владимирович , русский генерал от инфантерии (1909). Окончил Константиновское военное училище (1872) и Академию Генштаба (1881). Во время русско японской войны 1904 05 недолго был начальником… … Большая советская энциклопедия
Николай Владимирович (6.III.1854 19.Х.1918) рус. воен. деятель, ген. от инфантерии (1909). Окончил 2 е воен. Константиновское уч ще (1870) и Академию Генштаба (1881). Участник рус. тур. войны 1877 78. Во время рус. япон. войны 1904 1905 недолго… … Советская историческая энциклопедия
В Википедии есть статьи о других людях с именем Николай II (значения). У этого термина существуют и другие значения, см. Святой Николай (значения). Николай II Николай Александрович Романов … Википедия
Николай Владимирович Рузский родился 6 марта 1854 года в дворянской семье, жившей в Калужской губернии. Не совсем обычная фамилия генерала объясняется тем, что по преданию, род Рузских берет свое начало от дворянина А.М. Лермонтова, жившего в XVIII веке в подмосковном городе Руза. Отец будущего генерала ‒ Владимир Виттович Рузский служил чиновником и скончался, когда Николай пребывал еще в детском возрасте, в связи с чем мальчик был взят под покровительство Московского опекунского совета.
В 1865 году Николай поступил в 1-ю петербургскую военную гимназию, которую окончил по первому разряду (1870). Затем последовало обучение в Константиновском военном училище, которое он также закончил по первому разряду (1872). Молодой человек был зачислен в лейб-гвардии Гренадерский полк. Ротным командиром он принял участие в Русско-турецкой войне 1877‒1878 гг., отличился при взятии крепости Горный Дубняк, был ранен в ногу. За отвагу и мужество, проявленные в боях с турками, Н.В. Рузский был награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».
Желая продолжить образование, отличившийся молодой офицер в 1878 г. был прикомандирован к запасному батальону для подготовки к поступлению в Николаевскую Академию Генерального Штаба, обучение в которой открывало большие возможности для карьерного роста. Окончив академию по первому разряду (1881), Рузский был назначен помощником старшего адъютанта штаба Казанского военного округа. Карьера талантливого офицера складывалась более чем успешно. В 1882 году он был уже старшим адъютантом штаба Киевского военного округа; с 1887-го служил начальником штаба 11-й кавалерийской дивизии, а с 1891 года был начальником штаба 32-й пехотной дивизии. В 1896 г. Рузский некоторое время командовал 151-м пехотным Пятигорским полком, но в конце того же года получил чин генерал-майора и должность окружного генерал-квартирмейстера штаба Киевского военного округа. А в 1903-м «за отличие» Рузский был досрочно произведен в чин генерал-лейтенанта.
Однако, пользовавшийся расположением командующего войсками округа генерала М.И. Драгомирова, ценившего своего подчиненного за ум и характер, Рузский далеко не у всех вызывал такую же высокую оценку. Генерал Генерального штаба Адариди так отзывался о Рузском: «Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным. К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья» .
Русско-японская война застала генерала Рузского в должности начальника штаба Виленского военного округа. Имевший хорошую репутацию и авторитет, генерал был направлен на театр военных действий начальником штаба 2-й Маньчжурской армии. Он участвовал в сражениях при Сандепу и Мукдене и, по мнению Генерального штаба, проявил себя как один из лучших генералов и ценных работников. При отступлении Русской армии от Мукдена, находясь в арьергарде армии, Рузский, упав с лошади, получил травму, но, несмотря на увечье, остался в действующей армии.
После окончания войны Н.В. Рузский, как ценный штабной работник, был привлечен к разработке «Положения о полевом управлении войсками в военное время». В 1907 г. его ввели в состав Верховного военно-уголовного суда по расследованию дела о сдаче Порт-Артура. А в 1909-м Рузский был назначен командиром 21-го армейского корпуса, но вскоре был отстранен от командования ввиду слабого здоровья. Для генерала снова началась штабная служба: он был членом Военного совета при военном министре, занимался разработкой уставов и наставлений, был одним из авторов Полевого устава 1912 г. В 1909 г. Рузский был уже «полным генералом», получив чин генерала от инфантерии. За два года до начала Первой мировой войны он был назначен на пост помощника командующего войсками Киевского военного округа генерала Н.И. Иванова и должен был, в случае военного конфликта с Германией и Австро-Венгрией сразу же взять на себя командование армией, сформированной на базе округа.
Когда разразилась Мировая война, Рузский возглавил 3-ю армию. Пользовавшийся личным доверием и расположением Императора, в сентябре 1914 года Рузский был произведен в генерал-адъютанты, а за успешные бои с австрийцами и взятие Львова был награжден сразу двумя степенями высший воинской награды ‒ ордена Святого Георгия (4-й и 3-й). За Галицийскую битву, в ходе которой русские войска заняли почти всю восточную Галицию, Буковину и осадили Перемышль, Рузский был удостоен ордена Святого Георгия 2-й степени, став, таким образом, одним из трех русских военачальников, награжденных тремя степенями военного ордена. (Помимо Рузского три степени ордена Св. Георгия за Первую мировую войну имели лишь Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и командующий Юго-Западным фронтом генерал Н.И. Иванов). В это время Рузский обрел всенародную славу как «завоеватель Галиции», его портреты печатались на страницах всероссийской прессы, подвиги генерала изображались на лубках и прославлялись в незатейливых стихах, присылаемых их авторами в газеты.
Находясь на пике славы, в сентябре 1914 г. Рузский вместо Я.Г. Жилинского был назначен Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Под его командованием солдаты Русской армии сражались в Варшавско-Ивангородской, Лодзинской и Августовской операциях. Но в ходе них выяснилось, что Рузский допустил целый ряд серьезных ошибок, дорого стоящих нашей армии. Во время Лодзинской операции Рузский, несмотря на достигнутый нашими армиями успех, отдал приказ об отступлении, из-за чего группа германских войск смогла выйти из окружения. А в Августовской операции именно его действия стали причиной . Кроме того, как отмечали современники, у Рузского была привычка обвинять в своих ошибках и неудачах подчиненных, которые, как правило, и расплачивались за стратегические провалы командующего фронтом. А некоторые успехи Рузского позже были оценены военными историками как желание генерала стяжать себе славу, а не как продуманные действия, направленные к общему успеху.
Генерал А.П. Будберг вспоминал: «Генерала Сиверса обвинили и покарали ‒ он командовал 10 армией и ответил полностью за постигшую ее катастрофу. Следователем, судьею и экзекутором явился Главнокомандовавший Севевро-Западным фронтом генерал-адъютант Рузский, фактически несравненно более виновный в разгроме нашей армии (...). Ведь все самые подробные данные о положении наших корпусов и дивизий и об обнаруженных против них неприятельских силах были отлично и своевременно известны оперативному отделу штаба фронта... (...) Эти сведения не могли оставлять сомнений в том, какая опасная для 10 армии операция была начата против нее неприятелем. Затем, штабу фронта было отлично известно, что на всем 170 верстном фронте 10 армии не имелось ни одного батальона в резерве, и что, следовательно, в руках генерала Сиверса не было ни малейшей возможности встретить немецкий обход соответственным контрманевром, т.е. активными действиями своего резерва против обходящего неприятеля. При таких условиях само фронтовое Главнокомандование обязано было трезво оценить всю опасность положения 10 армии, взять на себя руководство и ответственность и само приказать генералу Сиверсу немедленно и со всей поспешностью увести его растянутые и безрезервные корпуса из под уже неотвратимого и неостановимого и в высокой степени опасного флангового удара, и не считаться при этом уже ни с чем другим, кроме избавления целой армии от нависшей над ней и неоспоримой угрозы двойного обхода...» Но наказание понес только генерал Сиверс, отстраненный от командования, Рузский же вышел сухим из воды.
Генерал А.А. Брусилов оставил о Рузском следующий отзыв: «...человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались» . А известный военный историк А.А. Керсновский, анализируя взятие Рузским Львова, писал, что штаб 3-й армии, упорно не желал считаться с создавшейся на театре войны обстановкой: «Генерал Рузский был всецело под влиянием своего начальника штаба генерала В.М. Драгомирова, а этот последний твердо решил искать лавров на штурме "первоклассной крепости" Львова. С 13 по 20 августа расплывчатые директивы штаба фронта (полупросьбы, полуприказания) указывали на всю важность и решительность событий на люблинском и томашовском направлениях и на всю срочность помощи 5-й армии. Рузский и Драгомиров оставались глухими к этим доводам, преследуя лишь свои узкоэгоистические цели. Отписываясь на уговоры фронта двигаться главными силами на север от Львова и направить XXI корпус и конницу в тыл Ауффенбергу, штаб 3-й армии все продолжал ломить фронтально на никому ненужный Львов...»
Подводя итог первого года войны, Керсновский резюмировал: «...Было сорвано наше "наступление в сердце Германии". Генерал Рузский, на немощные плечи которого была возложена эта грандиозная задача, с нею не справился. Не сумев ничего организовать, не желая ничего предвидеть, ни даже видеть совершившееся, он сделал все от него зависевшее для осуществления неслыханной катастрофы. Катастрофы этой не произошло благодаря стойкости войск и энергии штаба 5-й армии, возглавлявшейся мужественным Плеве. Тактический позор Лодзи ‒ позор Брезин ‒ выправлялся крупным стратегическим успехом. Германская армия ретировалась из-под Лодзи растерзанной. (...) Армиям Северо-Западного фронта оставалось преследовать ее и даже просто следовать за ней, дав тем временем возможность Юго-Западному фронту нанести решительный удар австро-венгерским армиям у Кракова. Но генерал Рузский не желал видеть этих выгод. Растерявшийся, деморализованный, он все свои помыслы обратил на отступление ‒ отступление сейчас же и во что бы то ни стало. Рузскому удалось навязать свои взгляды стратегически пустопорожнему месту, именовавшемуся "Ставкой Верховного главнокомандующего", ‒ и Ставка целиком пошла по плачевному камертону штаба Северо-Западного фронта. Всю свою вину генерал Рузский свалил на подчиненных» .
В марте 1915 года Н.В. Рузский, сославшись на болезнь, покинул фронт, сдав командование генералу М.В. Алексееву. Его ближайший помощник, начальник штаба Северо-Западного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич, вспоминал: «Весной 1915 года генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть "болезней" Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига» . Получив назначение членом Государственного и Военного советов, Рузский на некоторое время отошел от непосредственного командования войсками, однако уже в июне 1915-го он, по личному решению Императора Николая II, несмотря на выявленные недостатки и ошибки, вновь получил командование армией, а с августа того же года был поставлен на пост главнокомандующего армиями Северного фронта. Впрочем, с декабря 1915 по август 1916 года Рузский по состоянию здоровья сдавал командование фронта, а вернувшись на этот пост, отличался большой осторожностью и избегал решительных действий.
А.А. Керсновский крайне нелестно отзывается о полководческих талантах Рузского: «Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре ‒ ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон... И, наконец, о непостижимых стратегическому ‒ и просто человеческому ‒ уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шилдовской? (...) Один лишь Император Николай Александрович всю войну чувствовал стратегию. Он знал, что великодержавные интересы России не удовлетворит ни взятие какого-либо "посада Дрыщува", ни удержание какой-нибудь "высоты 661" (...) но, добровольно уступив свою власть над армией слепорожденным военачальникам, не был ими понят. Все возможности были безвозвратно упущены, все сроки пропущены. И, вынеся свой приговор, история изумится не тому, что Россия не выдержала этой тяжелой войны, а тому, что русская армия могла целых три года воевать при таком руководстве!»
Зато в событиях февраля 1917 года генералу Рузскому довелось «отличиться». Поддерживая связи с думской либеральной оппозицией (которая, заметим, всячески его прославляла как выдающегося полководца) и являясь одним из активных участников военного заговора против Государя, Рузский сыграл крайне важную роль в отречении Императора Николая II. «Вожди армии фактически уже решили свергнуть царя, ‒ вспоминал хорошо осведомленный о планах российской оппозиции британский премьер Д. Ллойд-Джордж. ‒ По-видимому, все генералы были участниками заговора. Начальник штаба генерал Алексеев был безусловно одним из заговорщиков. Генералы Рузский, Иванов и Брусилов также симпатизировали заговору» . Об этом же писал и генерал Бонч-Бруевич: «Мысль о том, что, пожертвовав царем, можно спасти династию, вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте. По многим намекам и высказываниям я мог догадываться, что к заговорщикам против последнего царя или по крайней мере к людям, сочувствующим заговору, принадлежат даже такие видные генералы, как Алексеев, Брусилов и Рузский» .
В итоге, вместо того, чтобы защитить своего Императора и направить имевшиеся в его распоряжении силы для подавления вспыхнувшей революции, Рузский, забыв о присяге, активно посодействовал ее торжеству. А между тем, если верить генералу А.С. Лукомскому, Николай II, не чувствуя «твердой опоры в своем начальнике штаба генерале Алексееве», «надеялся найти более твердую опору в лице генерала Рузского». От генерала, таким образом, зависело очень многое. Как справедливо отмечает Г.М. Катков, «Государь был вправе ждать, что главнокомандующий Северным фронтом первым делом спросит, какие будут приказания» . Но Рузский, по свидетельству дежурного флигель-адъютанта полковника А.А. Мордвинова, вместо того, чтобы поддержать Царя, бывшего к тому же Верховным главнокомандующим, повел себя совсем иначе: «Теперь уже трудно что-нибудь сделать, ‒ с раздраженной досадой говорил Рузский, ‒ давно настаивали на реформах, которые вся страна требовала... не слушались... теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителя» . Контр-адмирал А.Д. Бубнов писал о Рузском: «Этот болезненный, слабовольный и всегда мрачно настроенный генерал нарисовал Государю самую безотрадную картину положения в столице и выразил опасения за дух войск своего фронта по причине его близости к охваченной революцией столице...» .
Состоявший при министре Двора барон Р.А. фон Штакельберг, находившийся в эти дни в царском в поезде, отмечал в своих воспоминаниях: «Я твердо убежден, что действия, и поведение Рузского в эти исторические дни имели большие последствия на дальнейшее развитие событий. Чтобы иметь правильное представление о событиях и роли в них Рузского с момента нашего прибытия во Псков надо было точно знать содержание переговоров Рузского в эту ночь с Родзянкой, Алексеевым и другими командующими фронтами. К сожалению, это останется тайной Рузского, тайной, которая ляжет вечным проклятием на его совести. (...) Его поведение внушало нам большое недоверие. Опираясь на Родзянко и прочих своих товарищей единомышленников, он принудил Государя дать согласие на отречение от Престола. Мы не могли отделаться от чувства, что Царь находится в руках предателей» .
В роковой для монархии день, 2 марта 1917 года командующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В. Рузский, по словам министра Двора Ф.Б. Фредерикса, оказывал на Царя явное давление: «...Государь колебался и противился, (...) подпись под отречением была у него вырвана насильно грубым обращением с ним генерала Рузского, схватившего его за руку и, держа свою руку на манифесте об отречении, грубо ему повторявшего: "Подпишите, подпишите же. Разве вы не видите, что вам ничего другого не остается делать. Если вы не подпишете, ‒ я не отвечаю за вашу жизнь". ‒ Я попробовал вмешаться, ‒ рассказывал Фредерикс, ‒ но Рузский мне нагло заметил: "Я не с вами разговариваю. Вам больше нет здесь места. Царь должен был бы давно окружить себя русскими людьми, а не остзейскими баронами"» . По свидетельству Штакельберга, в тот момент, когда депутат А.И. Гучков, приехавший к Императору, стал настаивать на том, что в сложившихся условиях отречение неизбежно, «Рузский имел бестактность, перед тем как Государь имел возможность высказаться, заявить: "Это уже случилось"» . Сам же Рузский так трактовал свою роль в отречении Государя: «Я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения» .
В этот день Император Николай II записал в своем дневнике следующие строки: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!»
«Имя Рузский , ‒ заключал Штакельберг, ‒ будет во всем мире символом измены русских генералов, русских дворян, русских солдат и всех слоев русского народа своему Императору» . Позже рассказывали, что Государь, находясь под арестом, так отозвался о Рузском: «Бог не оставляет меня, Он дает мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя еще в одном: генерал-адъютанта Рузского я простить не могу!»
Изменивший своему Императору генерал Рузский быстро сошел с исторической сцены. Воспользоваться плодами революции и, тем более, стать ее «героем», ему не довелось. Уже 25 апреля 1917 года он потерял пост главнокомандующего фронтом и уехал в Кисловодск. «Даже умный и образованный Рузский наивно полагал, что достаточно Николаю II отречься, и поднятые революцией народные массы сразу же успокоятся, а в армии воцарятся прежние порядки, ‒ вспоминал перешедший на сторону большевиков генерал Бонч-Бруевич. ‒ Поняв, что желаемое "успокоение" не придет, Рузский растерялся. Интерес к военной службе, которой генерал обычно не только дорожил, но и жил, ‒ пропал. Появился несвойственный Николаю Владимировичу пессимизм, постоянное ожидание чего-то худшего, неверие в то, что все "перемелется ‒ и мука будет". ...Рузский, насколько я знаю, не собирался после февральского переворота ловить рыбку в мутной воде и лезть в доморощенные Бонапарты. (...) Рузский не помышлял о контрреволюционном перевороте и не собирался участвовать в заговорах, в которые его охотно бы вовлекли. Однако хотя к царской фамилии он относился в общем отрицательно, ни широты кругозора, ни воли для того, чтобы сломать свою жизнь и пойти честно служить революции, у него не хватило. Он сделал, впрочем, попытку заявить о своей готовности служить новому строю. Почему-то он выбрал для этого такой необычный способ, как телеграмму, адресованную моему брату Владимиру Дмитриевичу (видному большевику. ‒ А.И .), связанному с Центральным Исполнительным Комитетом, но никакого отношения к Временному правительству не имевшему. Возможно, что не раз слыша от меня о моем брате, Рузский и решил обратиться к нему. Являвшегося в это время военным министром московского промышленника и домовладельца Гучкова он не выносил и считал, что тот губит армию. Телеграмма Рузского была напечатана в "Известиях Петербургского Совета рабочих и солдатских депутатов", но на этом и закончилась попытка Николая Владимировича определить свое дальнейшее поведение» .
Буквально сразу же после объявления большевиками красного террора, 11 сентября 1918 года, находившийся на лечении в Ессентуках генерал был арестован. После того, как Рузский отклонил предложение возглавить части Красной армии, 19 октября 1918 года он, в числе прочих заложников, был казнен на Пятигорском кладбище. Как показал белым один из свидетелей казни Рузского, убит он был чекистом Г.А. Атарбековым. «Рузского я зарубил сам, ‒ говорил Атарбеков, ‒ после того, как он на мой вопрос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: "Я вижу лишь один великий разбой". "Я ударил, ‒ продолжал Атарбеков, ‒ Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Атарбеков показал бывший на нем черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее"» ...
Таким образом, сыграв одну из ключевых ролей в торжестве революции, генерал Рузский вскоре стал одной из ее многочисленных жертв, успев незадолго до своей трагической смерти воочию увидеть реальные плоды, которые принес стране организованный при его активном участии государственный переворот.
Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук