Преподобный Максим Грек (†1556). Максим Грек – краткая биография И с Богом в небеси душою пребывает

(1470–1556)

Путь к иночеству

Преподобный Максим Грек появился на свет в 1475 году, через два с лишком десятилетия после падения Константинополя. По происхождению он был грек. Родители Максима, Мануил и Ирина, исповедовали христианство. Отец известен как состоятельный, просвещенный сановник греческого селения Арта.

В юности Максим получил превосходное, разностороннее образование.

В тот исторический период множество греков стремилось на Запад. На Западе, в Италии, волею Божьей оказался и Максим. В то время Италия была наводнена вольнодумцами; многие её жители не гнушались астрологией и суеверием.

Как впоследствии признавался Максим Грек, он имел опыт знакомства с различными учениями. Однако это знакомство не смогло истребить в нём зачатков истинной веры.

Путешествуя по Европе, помимо Италии Максим побывал и в других европейских краях. Длительное пребывание в этих землях способствовало освоению им европейских языков.

Перед Максимом лежали большие возможности: при желании и надлежащем усердии он мог достигнуть завидного положения в обществе, славы, карьерных высот. Но сердце влекло его к совершенно другой жизни.

Оставив бессмысленную суету, Максим отправился на Афон и поступил в Ватопедскую обитель.

Зная о его опыте общения с Западной культурой, первое время братия относились к нему настороженно, но впоследствии Максим самим делом доказал преданность Православию.

Дорога на Русь

К тому времени на Руси горячо обсуждалась проблематика, связанная с имущественной стороной жизни монастырей. Разобраться в этом вопросе могли помочь хранившиеся в княжеской библиотеке греческие книги, неискаженные вольной интерпретацией, но в Москве не нашлось грамотных переводчиков.

В начале XVI века к Афонскому руководству прибыло посольство от Великого князя Василия Иоанновича, просившего отправить на Русь образованного грека, знающего языки. Выяснилось, что в обители Ватопед есть такой человек, подвижник Савва. Однако тот, в виду старческой немощи и болезни, уклонился от предложения ехать в далёкую страну.

Тогда Протат обратил внимание княжеских послов на Максима, подвизавшегося в том же монастыре, незаурядного инока, знатока Божественных и святоотеческих Писаний. Для исполнения миссии Максим оказался подходящей кандидатурой во всех смыслах.

Единственное, что могло смутить русскую сторону: инок Максим не владел славяно-русским языком. Но на это Афонское руководство выразило надежду, что он его обязательно освоит.

В качестве помощников Максиму выделили двух писцов, из которых один был болгарином, знавшим церковно-славянский. На болгарина возлагалась обязанность быть переводчиком и учителем Максима.

Путь до Москвы оказался не быстрым: в силу различных причин путешествие затянулось и продлилось около двух лет.

В 1516 году путешественники задержались в Константинополе. Затем добрались до Крымского полуострова, попали в Перекоп, к крымскому хану. В пути группу сопровождало турецкое посольство. Наконец, в 1518 году путники достигли Москвы.

Московский период

Московская власть, в лице Великого князя, митрополита и прочих служителей, встретила учёных с почётом. Всех расположили в Чудовой обители, а пищу для трапезы им поставляли от княжеской кухни.

Для переводов и записи текстов к афонцам приставили двух толмачей: инока Власия и Дмитрия Герасимова. Последний хорошо знал немецкий и латынь. Таким образом, перед Максимом лежала возможность переводить книги с греческого языка на тот, с которого, затем, другой переводчик переводил бы на русский.

Кроме того в помощь Максиму предали двух каллиграфов: инока Силуана и Михаила Медоварцева. Впоследствии Силуан сделался верным учеником и последователем Максима Грека.

Работа спорилась: трудились с энтузиазмом и осознанием важности миссии. Менее чем за полтора года перевели объёмную по содержанию Книгу «Толковая Псалтирь». В то же время осуществляли и другие переводы.

По завершении требуемой работы учёные стали просить у начальства отпустить их домой. Домой отпустили лишь двух соработников Максима, а его самого удержали: работы для переводов было достаточно, к тому же на повестке дня стоял важный вопрос по сличению текстов богослужебных книг, согласованию двух церковных Уставов, Иерусалимского и Студийского.

По роду своей деятельности на Руси Максим занимался не только переводами, но и правкой содержания текстов. Хорошо разбираясь в Писании и святоотеческой литературе, он нередко указывал на ошибки, содержащиеся в тех или иных книгах.

Со временем к Максиму стали обращаться за советами по самым разным религиозным вопросам, а иногда он лично указывал церковным иерархам на несоответствие их действий христианским традициям. Выражая своё несогласие, с авторитетностью зрелого богослова и простотой инока, он делал это без излишней дипломатичности, что вызывало встречное недовольство.

Несмотря на принципиальность позиции Максима Грека относительно нарушений традиций, митрополит Варлаам в целом оценивал его деятельность положительно. Многое изменилось в 1522 году, после возведения на место Варлаама — Даниила.

В этот период Максим решительно восставал против вольностей папского легата Шомберга, развернувшего активную агитационно-пропагандистскую деятельность в пользу папизма с попустительства, если не сказать большего, светских и духовных властей.

В 1523 году Максим закончил переводить Толкования святого на Святые Евангелия. Митрополит Даниил предложил ему перевести сочинение а Кирского по церковной истории, но Максим, неожиданно для владыки, ответил категоричным отказом, ввиду наличия в этом произведении писем еретиков: Ария и Нестория.

Максим был не только учёным с Афона, но и иноком, Даниил же — митрополитом (причём не бесстрастным). И конечно же, он воспринял это непослушание как личное оскорбление.

В другой раз Максим возмутил его, когда стал указывать, что-де инокам вредит обладание недвижимым имуществом.

В 1524 году Максим Грек, несогласный с желанием Великого князя расстаться с бесплодной женой Соломонией и связать себя браком с другой (ради наследника), не устрашился ожидаемого княжеского гнева и, ссылаясь на Святое Евангелие, открыто высказал своё несогласие.

Ситуация обострилась. Ни церковная, ни светская власть не могли смотреть на такое поведение инока сквозь пальцы. Увлеченность Максима работой не способствовала должному знакомству с русским менталитетом, особенностями придворной морали и этики. То, что он считал необходимым следованием духу Предания Церкви, власть интерпретировала как вольнодумство, вызов, бунтарство. В результате, в 1525 году Максима заковали в кандалы и бросили в темницу Симоновского монастыря.

Для того, чтобы оправдать себя в глазах окружающих (а возможно, и перед голосом совести), князь и митрополит стали искать для Максима формальных обвинений. Поиски увенчались успехом. Со стороны митрополита Максима упрекнули в порче книг и ереси, а со стороны князя — в злоумышлении против государства: в связях с турецкими пашами и подстрекательстве султана к войне против Руси.

Опала

После «суда» Максима, как если бы он и действительно был врагом Церкви и русского народа, отконвоировали в Волоколамскую темницу. Здесь преподобный терпел от братьев по вере оскорбления, побои, морение смрадом и дымом. Мучения узника были настолько жестокими, что, как сообщается в летописи, доводили его до состояния омертвения.

Но Господь не покидал Своего святого. Однажды Максим был утешен и ободрен Небесным вестником. Явившийся ему ангел произнёс: «терпи, старец!». И старец терпел. На стенах камеры он записал углём текст канона Утешителю; молился, читая этот канон.

Шли годы. Через шесть лет власти вспомнили о Максиме, чтобы востребовать его на очередной суд. На этот раз искали оправдания издевательствам, которым подвергался святой.

Нашлись и клеветники. История сохранила их имена: поп Василий, протопоп Афанасий, протодьякон Чушка, каллиграф Медоварцев. Суд обвинил преподобного в
хуле на священные русские книги.

Максим Грек, пытаясь объясниться, утверждал, что многие книги и действительно испорчены либо некорректными переводами, либо неточной перепиской, а значит нуждаются в исправлении. Повергаясь перед собравшимися, он кротко и смиренно взывал к милосердию, умолял о помиловании, просил по-христиански простить его за возможные ошибки, которые он, немощный, мог допустить в работе над книгами.

После суда Максима доставили в Тверь, под архиерейский надзор епископа Акакия. Акакий не отличался чрезмерной суровостью и поначалу относился к Максиму более или менее снисходительно.

В 1534 году, после кончины Великого князя Василия, блеснул луч надежды на скорое снятие опалы. В этот период Максим, в знак верности Православию, составил «Исповедание веры». Но его положение не улучшилось, а напротив, ещё больше ухудшилось: епископ Акакий рассерчал на него за слова чистой, не сглаженной лицемерием правды.

Смягчение положения

В 1538 году в опалу попал Даниил, и его заточили в темницу, как когда-то и он заточил святого Максима. Последний, желая умиротворить их взаимные отношения, отписал ему несколько добрых, полных смирения слов.

В то же время Максим обращался через послания к новому митрополиту, Иоасафу, к боярам, стоявшим у кормила руководства страной по малолетству правителя. В результате преподобному было дозволено посещать Божий храм и причащаться Святых Даров.

В 1545 году к царю обратились Восточные Патриархи: просили позволить Максиму возвратиться на Афон. Но просьба была отклонена.

В 1551 году, по просьбе дружелюбно настроенных к нему бояр и ходатайству Троицкого игумена Артемия, царь освободил преподобного из тверского заключения и дозволил ему перебраться в Сергиеву обитель. Здесь Максим Грек принялся за привычное для него делание — перевод Псалтири.

В 1553 году государь Иоанн навестил старца в его келье. Этому предшествовало предостережение Максима, что если царь откажется внять его совету и немедленно не утешит людей, осиротевших и овдовевших в результате похода на Казань, то царевич умрет. Царь не внял, и царевич действительно умер.

Литературные труды

В качестве церковного писателя преподобный Максим Грек известен по таким сочинениям как: , и др.

Тропарь преподобному Максиму Греку, глас 8

Зарею Духа облистаем, / витийствующих богомудренно сподобился еси разумения, / неведением омраченная сердца человеков светом благочестия просвещая, / пресветел явился еси Православия светильник, Максиме преподобне, / отонудуже ревности ради Всевидящаго / отечества чужд и странен, Российския страны был еси пресельник, / страдания темниц и заточения от самодержавнаго претерпев, / десницею Вышняго венчаешися и чудодействуеши преславная. / И о нас ходатай буди непреложен, // чтущих любовию святую памятъ твою.

Кондак преподобному Максиму Греку, глас 8

Богодухновенным Писанием и богословия проповеданием / неверствующих суемудрие обличил еси, всебогате, / паче же, в Православии исправляя, на стезю истиннаго познания наставил еси, / якоже свирель богогласная, услаждая слышащих разумы, / непрестанно веселиши, Максиме досточудне, / сего ради молим Тя: моли Христа Бога грехов оставление низпослати // верою поющим всесвятое твое успение, Максиме, отче наш.

Максим Грек (1480-1556). Большую роль в истории древнерусской литературы и общественной мысли сыграл Максим Грек. Он родился в городе Арты (Албания) и принадлежал к знатному роду Триволисов, близкого Палеологам. Во Флоренции он с восторгом внимал речам доминиканца Иеронима Савонаролы и с тех пор стал его почитателем. Савонарола помог Максиму Греку уяснить разницу между «старым» христианством и его односторонним истолкованием папством. Юные годы Грека прошли в странствиях по городам Италии.Спустя некоторое время Мак­сим Грек возвращается в православие и живет в Ватопедском мона­стыре на Афоне. В 1518 г. его рекомендуют посланцу Василия III.

В том же году он прибывает в Москву, где великий князь принимает ученого монаха с большой честью. По поручению Василия III Максим Грек приступает к переводу и исправлению русского текста Толковой псалтыри. В качестве помощников ему дали «книжных людей» Д. Гера­симова и Власия, хорошо знавших латынь. Максим Грек сначала переводил греческий текст на латинский, а его помощники - с ла­тинского на русский. Вся работа заняла год и пять месяцев. Он применил новый филологический подход к переводу, обнаружил в русском тексте Толковой псалтыри много ошибок и смело вносил исправления. Эта смелость, критический подход к тексту вызвали недовольство «иосифлян». Однако перевод Толковой псалтыри был одобрен Василием III и митрополитом Варлаамом («нестяжателем»); за свою работу Максим Грек получил «великую мзду». Ему поручают перевод сводного толкования на Деяния апостолов и исправление Триоди и Часослова, а также Служебной Минеи.

Завязывается тесная дружба Максима Грека с Вассианом Патрикеевым.

Первые оригинальные произведения Максима Грека посвящены обличению черного духовенства и защите «нестяжания». Защите «нестяжания» посвящен полемический философский трак­тат «Беседа Ума с Душой».

В «Слове о покаянии» Максим Грек с большим сочувствием говорит о монастырском крестьянине, изнуряемом непосильным трудом, пе­рекликаясь в этом отношении с Вассианом Патрикеевым.

Максим Грек был обвинен в ереси и - более того - в сношениях с турецким султаном и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь. Здесь в весьма тяжких условиях он пробыл 6 лет. Многочисленные просьбы Максима отпустить его на Афон остались без ответа. В 1531 г., когда был осужден Вассиан Патрикеев, Максима Грека перевели в Тверской Отрочий монастырь, откуда он был освобожден за пять лет до своей смерти по ходатайству игумена Троице-Сергиева монастыря Артемия. Умер Максим Грек в 1556 г.

Литературно-публицистическую деятельность Максим Грек не пре­кращал и в заточении. В «словах», «поучениях» он выступал с критикой религиозного формализма, злоупотреблений суда,.

В своих сочинениях Максим Грек касался и политических вопро­сов. Таково его «Слово, пространне излагающе с жалостию нестроения и безчиния царей и властей последняго жития», написанное между 1534-1539 гг.

значение «Слова» гораздо шире: Максим Грек ставит вопрос о необходимости разумного управления государством без кро­вопролитий, жестокости и лихоимства.

Все сочинения Максима Грека написаны в строгом соответствии с правилами риторического и грамматического искусства. Он развивает свои мысли в четкой логической последовательности, аргументируя каждое положение. Язык его сочинений книжный, он не допускает никаких словесных «вольностей» употребления просторечий, разго­ворной лексики.

Литературная манера Максима Грека оказала большое влияние на его учеников и последователей: Андрея Курбского, Зиновия Отенского.

Максим Грек (в миру Михаил Триволис) родился в 1470 году в Албании , в древнем городе Арта, в семье греческого сановника. Он происходил из старинного и знатного византийского рода Триволисов. Один из его предков занимал престол Константинопольских патриархов. Его дядя, Димитрий Триволис, был другом Фомы Палеолога, брата последнего византийского императора Константина XI и деда великого князя Московского Василия II. Родители святого, Мануил и Ирина, были людьми образованными и отличались благочестием и преданностью православной вере, которую воспитали и в сыне. Состоятельные родители дали ему прекрасное образование.

Около 1480 года Михаил попадает на остров Корфу (Керкира), принадлежавший Венеции; здесь он проходит обучение классическим наукам у Иоанна Мосхоса. Законив школу на острове Корфу, он в 20-летнем возрасте уже баллотировался в совет этой самоупровляемой территории, но потерпел неудачу. В 1492 году юный Михаил отправляется для продолжения образования в Италию, которая после падения Константинополя стала средоточием греческой образованности. Михаил Триволис много путешествовал: жил и учился в Венеции, в существовавшей здесь издавна греческой школе, в Падуе, славившейся своим университетом, в друтих городах. Позднее об этом времени своей жизни преподобный Максим писал: «Если бы Господь, пекущийся о спасении всех, не помиловал меня и... не озарил светом Своим мысль мою, то давно погиб бы и я с находящимися там проповедниками нечестия».

С 1498 по 1502 год Михаил Триволис находился на службе у Джованни Франческо Пикко делла Мирандолы; здесь он обучал детей и взрослых греческому языку, а также переписывал труды греческих отцов Церкви и античных классиков. При наступлении войск французского короля Франциска и Джованни Франческо удалился в Баварию, а Михаил Триволис вернулся во Флоренцию и постригся в доминиканском монастыре Св. Марка, где незадолго до этого жил Иероним Савонаролла, проповеди которого не раз доводилось слушать Михаилу.

Пострижение в монахи на Афоне

Но духовно вскормленный Православной Церковью грек Михаил в поисках подлинной спасительной мудрости тянется мысленно к Востоку. От одного из своих учителей, Иоанна Ласкариса, который вывез с Афона во Флоренцию до 200 древних книг, Михаил слышал об изобилии книжных сокровищ, хранящихся в монастырских библиотеках, самой богатой из которых была библиотека Ватопедского монастыря: ей оставили свои рукописные кодексы два спасавшихся в Ватопеде императора - Андроник Палеолог и Иоанн Кантакузен. Слышал он и о великих богомудрых старцах, подвизавшихся в святогорских обителях. В 1504 году Михаил оставляет свой монастырь, покидает Италию и в 1505 году принимает постриг с именем Максим, в честь Максима Исповедника, в Благовещенском Афонском Ватопедском монастыре.

На Афоне инок Максим предался чтению сочинений святых отцов. Любимой его книгой стало «Точное изложение православной веры» св. Иоанна Дамаскина, о котором преподобный Максим писал впоследствии, что он «достиг высшего познания философии и богословия».

В эти годы инок Максим пишет свои первые труды и составляет канон Иоанну Крестителю; однако основным его послушанием становится сбор пожертвований в пользу афонских монастырей, которые он собирал в поездках по городам и селениям Греции. Преподобный Максим пользовался на Святой Горе высоким духовным авторитетом.

Отправка на Русь

Но вдруг в его судьбе неожиданно происходит резкий поворот. В 1515 году князь Василий III и Митрополит Варлаам обратились на Афон с просьбой прислать им переводчика с греческого языка. Афонский протат благословил направиться в Москву старцу Савве, но тот, ссылаясь на преклонный возраст, не смог. Тогда был послан из Ватопедского монастыря инок Максим (Триволис). С Афона отправилось на Русь целое посольство (Максим Грек вместе с двумя монахами Неофитом и Лаврентием), которое прибыло в Москву 4 марта 1518 году.

Василий III принял афонцев с великой честью и назначил местом их пребывания кремлевский Чудов монастырь.

Первой книгой, над переводом которой инок Максим трудился 1,5 года была Толковая Псалтирь . Для этого к нему, ещё не знавшему русского языка, приставили двух латинских толмачей: Дмитрия Герасимова и Власа, которые служили при дворе переводчиками с латинского и немецкого языков, а также двух переписчиков-иноков Троице-Сергиева монастыря Силуана и Михаила Медоварцева, записывавших церковнославянский текст перевода.. Преподобный Максим диктовал, переводя с греческого на латинский, а Димитрий Герасимов и Влас - с латинского на славянский. Так осуществлялся опосредственный перевод.

После перевода Псалтири преподобный Максим Грек обратился к великому князю Василию III с тем, чтобы его отпустили обратно на Афон. Но отпустили только его спутников, а ученого инока оставили, нагрузив его другими заданиями по исправлению богослужебных книг. Видя нужду в исправлении книг на Руси, Максим Грек смирился со своим оставлением.

Иноку Максиму поручили перевод толкования святых отцов на Деяния. Ученый грек перевел беседы святого Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея и Иоанна . Выполнил и другие переводы: ряд отрывков и глав из книг Ветхого Завета, а также три сочинения Симеона Метафраста. Одновременно Максим Грек занимался просмотром и исправлением Толкового Евангелия и богослужебных книг: Часослова, Минеи праздничной, Апостола и Триоди .

Переводческие труды убедили его в важности хорошего знания грамматики - греческой и славянской. Грамматику он называет «началом входа в философию» и пишет два сочинения: «О грамматике» и «Беседование о пользе грамматики».

Келия ученого инока становится притягательным местом для образованных русских вельмож. Для беседы с ученым греком приходят влиятельные при дворе люди: инок Вассиан (князь Патрикеев), князья Петр Шуйский и Андрей Холмский, бояре Иван Токмаков, Василий Тучков, Иван Сабуров, Федор Карпов. В общении с ними Максим Грек знакомится с русской церковностью, государственной и общественной жизнью.

Впадение в немилость

В своих богословских трудах Максим Грек пишет о приверженности русских к обрядовой стороне веры; его беспокоит и увлечение великокняжеского двора астрологией. Несколько сочинений он составляет против все еще не отжившей ереси жидовствующих. Из-под его пера выходят и полемические сочинения против магометан и латинян.

В своих словах и посланиях Максим Грек вел также борьбу против всякого рода местных суеверий, например, веры в сны, приметы, гадания. Строгому разбору подверг он и апокрифические книги, которые занесены были на Русь главным образом из Болгарии и которыми увлекались даже при великокняжеском дворе.

С недоверием отнеслись в Москве к исправлениям, которые он внес в богослужебные книги. За обиду принимали и его укоризны, касавшиеся незнания русскими людьми истин веры и несоблюдения заповедей Христовых, исполнения одного внешнего обряда, без духовного подвига, в суетной надежде на спасение через одно только внешнее благочестие.

Негодование на преподобного Максима при дворе было не опасно для него до тех пор, пока митрополичью кафедру занимал благоволивший к нему святитель Варлаам, последователь преподобного Нила Сорского, по своим воззрениям близкий к заволжским старцам. Положение инока изменилось после оставления престола Митрополитом Варлаамом. В 1521 году Варлаам попал в немилость у великого князя, был низвергнут с первосвятительского престола и удален в северный Спасо-Каменный монастырь. Его сменил митрополит Даниил , ученик преподобного Иосифа Волоцкого.

Ссылка в Иосифо-Волоколамский монастырь

При новом Митрополите Данииле (1522 – 1539; † 1547) он был дважды, в 1525 и 1531 годах, соборно осуждён. В начале декабря 1524 года преподобный Максим был взят под стражу и 24 мая он 1525 года предстал перед церковным судом. Главным обвинителем выступил митрополит Даниил, обвинивший святого в ереси. Среди обвинений рассматривался его отказ переводить Церковную историю Феодорита . Между тем, первоначальная редакция Церковной истории Феодорита Кирского, содержит сведения в пользу троеперстия. Митрополит Даниил же был сторонником двоеперстия и поместил отредактированный текст «Феодоритова слова» в своем сборнике. Максим Грек решительно отказался от этого поручения, указывая на то, что "в сию историю включены письма раскольника Ария, а сие может быть опасно для простоты".

Одной из причин опалы преподобного Максима явились также связи его с соотечественником - Искандером, послом турецкого султана Сулеймана I в Москве. Иными словами в осуждении преподобного Максима Грека имел место элемент политики. Московская Русь завязывала в то время отношения с Турецкой империей. Москва была в этом заинтересована, чтобы с её помощью сориентировать внешнюю политику ее вассала, Крымское ханство, против Литовской Руси. Между тем, турецкая дипломатическая практика предполагала в то время в сношениях с христианскими государствами использовать подданных греческого происхождения. Но греки имели личные национальные интересы: добиться возрождения Византии и военной составляющей в этом должна быть Россия. Для этой цели греки натравливали турецкую политику против России.

По приговору собора преподобный был сослан в Иосифо-Волоколамский монастырь . 6 лет провел страдалец в сырой, тесной, смрадной и утарной келии: терпел мучения от дыма, холода и голода. Это были самые трудные годы в его жизни. Из всех лишений самым скорбным было отлучение от принятия Святых Таин.

Но однажды Господь изнемогающему узнику явился в образе Ангела Божия со словами: «Терпи, старец, этими временными страданиями ты избавишься от вечных мучений». Исполнившись духовной радости, узник воспел Святому Духу Утешителю канон, который нашли потом написанным на стенах его темничной келии.

Ссылка в Тверской Отрочь-Успенский монастырь

В 1531 году преподобный Максим опять предстал перед соборным судом. На этот раз митрополит Даниил выступил с обвинениями в измене, в колдовстве и хульных выражениях, якобы обнаруженных в сделанных им за 10 лет до суда переводах. Ко времени суда преподобный уже хорошо владел русским языком и отмел все измышления.

Преподобного Максима перевели из Иосифа монастыря в Тверской Отроч под наблюдение епископа Акакия, известного своей подвижнической жизнью. Здесь он провёл более 15 лет . Тверской епископ Акакий был человек добрый. К преподобному Максиму он относился милостиво и сострадательно. Будучи в Москве, упросил великого князя оказать милость заключенному ради новорожденного наследника престола Ивана - снять с него оковы. Преосвященный Акакий приглашал преподобного в архиерейский дом и делил с ним трапезу, разрешал ему приходить в церковь, что вызвало недовольство в Москве. Епископ дозволил осужденному держать при себе книги, перо, бумагу и чернила.

В Отрочем монастыре преподобный составил толкования на книгу Бытия, Псалмы, книги Пророков, на Евангелие и Апостол.

Перевод в Троице-Сергиеву Лавру

За время пребывания преподобного Максима Грека в Твери в Москве произошла смена Предстоятелей Русской Церкви: после Митрополита Даниила в 1539 году был поставлен Митрополит Иоасаф (1539 – 1542), а через три года - святитель Макарий .

После кончины великого князя Василия III отлучение от Святых Таин было снято с преподобного, но свободу ему не вернули. Однако благодаря хлопотам митрополита Макария, близкого в ту пору к Ивану ІV, в Москве стало складываться благоприятное отношение к преподобному узнику.

Митрополит Макарий высоко ценил сочинения ученого грека. Влиятельные лица вновь стали обращаться к преподобному Максиму, желая знать его мнение по разным вопросам - богословским и церковно-обрядовым.

Готовился Стоглавый собор, и к суждениям ученого богослова прислушивались митрополит с иерархами, царь и его окружение. Влияние сочинений преподобного Максима сказалось на деяниях и постановлениях Стоглавого собора.

В 1551 году по ходатайству игумена Троице-Сергиева монастыря Артемия преподобный узник был переведен из Твери в эту обитель. Здесь он духовно сблизился с беззаконно сведенным с первосвятительского престола митрополитом Иоасафом и монахом Нилом (из опального княжеского рода Курлятевых), вместе с которым, после того как научил его греческому языку, выполнил новый перевод Псалтири.

В 1553 году преподобный Максим беседовал с Иваном ІV, посетившим обитель проездом на богомолье в Кириллов монастырь. Поездка царя совершалась по обету, в благодарность Господу за выздоровление после тяжелой болезни, поразившей царя вскоре по возвращении из Казанского похода. Богомудрый старец посоветовал царю не ездить так далеко, а устроить и утешить матерей, вдов и сирот христианских воинов, павших во время осады Казани, и предупредил, что если царь послушает совета, то будет здрав и многолетен с женою и сыном, а если не послушает, так сын его «умрет на дороге». Царь не внял словам старца и продолжил путь «с упрямством». Пророчество святого сбылось: царевич Димитрий скончался в возрасте 8 месяцев от роду.

Кончина преподобного Максима Грека

Вид на Троице-Сергиеву Лавру (1890-е гг.)

Последние годы своей жизни старец Максим Грек провёл в Троице-Сергиевой Лавре.

21 января 1556 года , в день памяти своего небесного покровителя преподобного Максима Исповедника, преподобный Максим скончался , проведя 38 лет в подвижнических трудах и страданиях на благо Русской Церкви и Вселенского Православия. Умирая, преподобный страдалец трижды осенил себя крестным знамением. Честные останки старца были погребены у северо-западной стены церкви Сошествия Св. Духа Троице-Сергиевой Лавры. Еще в конце XVI века над могилой была установлена часовенка, которая в 1930 году была полностью разрушена.

По преставлении Максима Грека началось поклонение ему как великому богослову и учителю.

В 1561 году у гробницы преподобного свершились первые чудеса - духовного прозрения некоего богомольца и келейника соборного старца Вассиана Иоанна, вошедших в предания Троице-Сергиевой Лавры.

В 1591 году в день освидетельствования мощей преподобного у его гроба получили исцеление 16 человек.

Канонизация и обретение мощей

Пpeпoдoбный Maкcим Гpeк пpичислен к ликy Cвятыx на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1988 году. Однако оставался открытым вопрос о местонахождении его святых мощей.

После сноса часовни в 30-х годах XX века над могилой преподобного не осталось никаких видимых следов. На момент принятия соборного решения о канонизации место могилы преподобного Максима на поверхности земли никак отмечено не было, поэтому возникла необходимость в археологических раскопках.

Открытие его святых мощей произошло в Лавре в 1996 году . Перед началом раскопок 24 июня 1996 года духовник Лавры архимандрит Кирилл (Павлов) совершил молебен преподобному Максиму в Свято-Духовской церкви Лавры. За богослужением молились братия Лавры, воспитанники Московских Духовных школ и участники раскопок. Около полуночи 30 июня из южной части раскопа почувствовалось благоухание (которое ощущалось еще несколько дней после), и через некоторое время показалась честна́я глава преподобного Максима. Работа продолжалась почти до 2 часов ночи. Во вторник 1 июля о результатах проведенных работ и об обнаружении честных останков преподобного Максима Грека был сделан подробный доклад Святейшему Патриарху. Отмечалось, что исторические и археологические данные, а также явно ощущаемое благоухание надежно свидетельствуют о принадлежности мощей преподобному Максиму. Его Святейшество дал благословение на антропологическое освидетельствование, которое ведущие специалисты Российской Академии наук и произвели 2 июля. При сопоставлении честно́й главы с древними изображениями преподобного Максима выявились черты сходства. Заключение антропологов в тот же день довели до сведения Святейшего Патриарха, который благословил поднять честны́е останки 3 июля 1996 года. Мощи преподобного Максима были переложены во временную раку, приспособленную для переноса, и покрыты монашеской мантией. Раку внесли в Свято-Духовскую церковь и установили на специально приготовленном месте посредине храма.

Обретение святых мощей преподобного Максима Грека стало большим событием для всего Православия, ведь преподобный Максим Грек почитается святым также в Константинопольской и Элладской Церквах.

Мощи святого находятся в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры .

Рака с мощами Максима Грека. Успенский Собор Троице Сергиевой Лавры

Преподобный Максим Грек - талантливый высокообразованный человек, врожденный публицист-обличитель. В его лице мы встречаемся с греком по происхождению, славянином по духу и подлинно русским человеком по своему беззаветному служению русскому народу. В России он был не проводником возрожденческих веяний, а столпом Православия.

Тропарь преподобному Максиму Греку, глас 8
Зарею Духа облистаем, / витийствующих богомудренно сподобился еси разумения, / неведением омраченная сердца человеков светом благочестия просвещая, / пресветел явился еси Православия светильник, Максиме преподобне, / отонудуже ревности ради Всевидящаго / отечества чужд и странен, Российския страны был еси пресельник, / страдания темниц и заточения от самодержавнаго претерпев, / десницею Вышняго венчаешися и чудодействуеши преславная. / И о нас ходатай буди непреложен, // чтущих любовию святую памятъ твою.

Кондак преподобному Максиму Греку, глас 8
Богодухновенным Писанием и богословия проповеданием / неверствующих суемудрие обличил еси, всебогате, / паче же, в Православии исправляя, на стезю истиннаго познания наставил еси, / якоже свирель богогласная, услаждая слышащих разумы, / непрестанно веселиши, Максиме досточудне, / сего ради молим Тя: моли Христа Бога грехов оставление низпослати // верою поющим всесвятое твое успение, Максиме, отче наш.

Максим Грек приезжает в Москву в 1518 году.

Когда игумен Ватопедского монастыря на Афоне избрал его в качестве ученого мужа, прислать которого в Россию просили посланники Великого князя Московского Василия III , инок Максим долго отказывался от этого поручения. По просьбе Государя Московского вместо него в Россию должен был ехать старец Савва, но тот по своей немощи и преклонному возрасту отказался, и так выбор пал на Максима Грека.

К тому моменту Максим Грек (в миру Михаил Триволис) провел в Афонском монастыре уже около 10 лет. Пострижению в монахи Ватопедского монастыря предшествовали годы странствия по Европе, учения у профессора Парижского университета и итальянских гуманистов. В Италии он изучал и произведения языческих авторов античности, а потом, оказавшись под влиянием католического проповедника Дж. Савонаролы, поселился в Доминиканском монастыре Сан-Марино. Но католическое учение не привлекло Максима Грека (потом, в России он напишет 15 сочинений против Римской церкви, пытавшейся распространить свое влияние в стране Российской). И в 1504 он возвращается на родину – в Грецию, а вместе с тем и в Православие, и принимает постриг в одном из Афонским монастырей. Здесь, на Афоне, он и хотел продолжить свое служение Богу. Однако в 1515 году ему пришлось покинуть его.

Василий III приглашал в Москву ученого мужа для перевода духовных книг из княжеской библиотеки с греческого на церковно-славянский. Покидавший Афон Максим Грек не знал ни книжного церковно-славянского, ни разговорного русского языков. Последнему он научился за 3 года пребывания в Царьграде с сопровождавшими его в Россию посланниками великого князя. Церковно-славянскому он учился уже в России, делая переводы греческих книг из богатой библиотеки Великого князя.

Первым трудом Максима Грека в России был перевод Толковой Псалтыри – одной из самых популярных книг Древней Руси. Переводил еще не знавший церковно-славянского языка Максим Грек с греческого на латынь, стараясь при этом сохранить верность подлиннику, с латыни на славянский передавали тексты данные ему в помощь переводчики Димитрий Герасимов и Власий. Через полтора года текст перевода был передан великому князю и одобрен митрополитом Варлаамом, ставшим покровителем преподобного при московском дворе.

Труд Максима Грека был оценен великим князем, и, несмотря на просьбы преподобного отпустить его на Афон, он был оставлен в Москве. Вслед за переводами других церковных книг последовало и иное поручение – заняться редакцией и исправлением богослужебных книг. В 17 веке подобная работа стала одной из причин раскола церкви. В 16 веке Максим Грек был обвинен в ереси. С этого момента и начались бедствия Максима Грека в земле Русской. Пока на кафедре Московской оставался митрополит Варлаам, а великий князь покровительствовал преподобному, противники греческого переводчика не выражали свое недовольство открыто. Но с приходом на митрополичью кафедру инока Волоколамского монастыря и защитника иосифлян Даниила нападки на сторонника нестяжателей Максима Грека усилились.

К этому времени относятся и выступления преподобного против католической церкви, потесненной протестанством на Западе и потому стремившейся распространить свое влияние на Востоке. Теперь ему пригодилось близкое знакомство с западной культурой и философией Возрождения. Когда-то увлеченный учением гуманизма о судьбе и предопределении преподобный в своем сочинении «О фортуне» теперь критиковал его, ведь согласно ему человек может не только заглянуть в свое будущее, но и изменить его. По убеждению Максима Грека, католичество находилось во власти «внешней» философии (в противовес философии «внутренней», характерной для Православия), которая стремилась подчинить богословие учению Аристотеля, «отходя от божественного закона».

Поворотным для Максима Грека стал 1524 год. Когда великий князь Василий III решил расторгнуть брак со своей бесплодной супругой Соломонией и заточить ее в монастырь, преподобный, и до того не молчавший при попытках власть предержащих нарушить закон Божественный, не смолчал и на этот раз. В своем послании государю он убеждал его не покоряться страстям плотским. По глубокому убеждению Максима Грека, самодержец – тот, кто умеете держать самого себя в руках, охраняя себя от 3 греховных страстей – «сластолюбия, славолюбия, и сребролюбия».

Этим посланием (посчитав его показателем нетолерантности греческого переводчика по отношению к русской власти) воспользовались недруги преподобного и обвинили его в измене и ереси. На суде ему, проведшему несколько дней в кандалах в темнице Симонова монастыря, вменили в вину неправильный перевод греческих книг, якобы искажавший их подлинный смысл, и сношения с опальными боярами и турецким послом. В оправдание свое Максим Грек привел 2 аргумента: во-первых, незнание русского языка – ведь первые свои переводы он делал с греческого на латынь, стремясь сохранить верность греческом подлиннику, – а главное, тот факт, что за годы работ многих поколений переписчиков и переводчиков многие греческие тексты были искажены, и, таким образом, он лишь восстанавливал их прежнее звучание. Доводы эти, однако, не были услышаны. Преподобный, отлученный от принятия Святых Тайн, был осужден и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь.

На этом его страдания не закончились. В 1531 году он снова был потребован к суду. К прежним обвинениям в ереси и неправедном переводе книг, добавились и новые – в волшебстве, чернокнижии, а также – нестяжательстве и непочитании русских монахов-чудотворцев, чьи обители владели землями. Преподобный стал жертвой своего знания и религиозной борьбы нестяжателей и иосифлян. Новым местом заключения стал Тверской Отрочь монастырь.

В 1534 году умирает великий князь Василий III и Максим Грек решает писать исповедание, в котором оправдывает себя и сделанные им переводы книг. В заключении своего письма он обращается с просьбой отпустить на Святой Афон. Но и на этот раз мольбы его были не услышаны – его, знавшего слишком много, не отпускали из России.

Между тем, царица Елена Глинская умерла, митрополит Даниил был сослан в Иосифов монастырь. По заступничеству нового митрополита преподобного допускают к принятию Святых Тайн и возвращают часть его обширного архива, конфискованного еще при первом аресте. В 1545 к царю Иоанну пишут патриархи Вселенский и Александрийский, с просьбой о заступничестве и освобождении. Прошение это было услышано только в 1551 году, и преподобный был переведен с честью в Троице-Сергиев монастырь (после 20-летнего заключения в Твери). Здесь он занялся близким душе его делом – переводом Псалтыри на русский язык. В обители его посещал царь Иоанн IV , который через год пригласил его в Москвы для борьбы с новой ересью Матвея Башкина.

Еще через год (1556) преподобный скончался. Гробница его находится в Свято-Троице-Сергиевой Лавре, на которой выбиты строчки:

Блаженный здесь Максим телом почивает,

И с Богом в небеси душою пребывает.

И что Божественно он в книгах написал,

То жизнию своею и делом показал.

Оставил образ нам и святости примеры,

Смирения, любви спасения и веры!

Канонизирован Православной Церковью в 1988 году. Мощи святого были обретены в 1996 году у Духовского Храма Троице-Сергиевой Лавры.

После падения Византии в 1453 г. русские церковные и светские власти сохранили тесные связи с многими монастырями Святой Горы. Как отмечает Белокуров С. А.: «желание получить поболее милостыни от благочестиваго народа русскаго заставляло последних предпринимать путешествия в нее…Более частыя сношения Москвы происходили с святой Афонской горой, откуда к нам прибыл и преподобный Максим Грек». В летописи есть запись, что в августе 1496 (7004) г. в Москве находились «игумен и три старци из Святыя горы, из монастыря святаго Пантелейлеймона, милостыня ради. И князь велики их пожаловал, милостынею издоволил, а на иные монастыри Святой горы милостыню с ними же послал и отпустил их с тем же послом вместе; понеже бо из старины тот монастырь святаго Пантелеймона в Святой горе строение бяше первых великих князей Рускых». С этого монастыря приходили и в ноябре 1507 (7015) г.: «милостыня ради, диакон Пахомие да монах Яков; и князь великий Василий Иоанович учредив их милостынею доволно и отпусти их с Москвы месяца маиа 9». В конце 1514 года в Москву прибыли «лавры святаго Афанасия старец Мелентей да из Ватопеда монастыря старец Нифонт духовник с грамотами».

В марте 1515 г. вместе с этими старцами был отправлен Василий Коробов, Василий Копыла и Иван Варавин: «вместе послал князь велики в Царьгород, к Турскаму Салим шаху, своего человека ближняго Василиа Ондреева сына Коробова; а в святую гору Афонскую князь великый послал с милостынею Василиа Копыла Спячего да Ивана Варавина». Кроме грамоты, в которой говорилось о пересылке «милостыни» и просьбе о молитвах, была отправлена грамота к вселенскому патриарху Феолипту и афонскому проту Симеону с просьбой прислать из Ватопедского монастыря старца Савву для перевода некоторых книг: «Пришлите к нам вместе с нашими людьми из Ватопедского монастыря старца Савву, книжного переводчика, на время и тем послужите нам; а мы, как даст Бог, пожаловав его, опять к вам отпустим». Вероятно, на этого старца указал иеромонах Нифонт. Коробов В. А. вернулся в Москву уже в 1516 году, выполнив свою политическую миссию в Константинополе. Посольство же Копылы и Варавина на Афоне было не совсем удачно: они вернулись через три года, в 1518 г. Причиной стал отказ старца Саввы ехать в Москву. Об этом писал игумен Ватопедского монастыря Анфим в своей грамоте митрополиту Варлааму, где сообщил и о приезде В. Копыля и о полученной милостыне: «такожде възвести нам о святем и духовном отце господине Саве, аще въсхощет потрудитися до Русии, неких ради вещей нужныя тоя земли; старец же быв многолетен, ногами немощен, не възможе исполнити повеления благовернейшаго великаго князя и твоего великого святительства, о нем же и прощениа просит».

Подобное письмо игумен отправил и Василию III: «въпроси и честнейшаго духовника и священноинока Савву по наказанию царствиа твоего и по приказу всесвященнейшаго митрополита господина Варлаама; не могущу ж убо духовнику священноиноку господину Саве старостию и болезни ножныя приити к царствию твоему», «преподобнейший же отец наш прот, яко да не останется прошение великаго князя безделно и безконечно, изобрал вместо старца Саввы, честнейшаго брата нашего Максима, еже из нашия священныя обители Ватопеди, аки искусна божественному писанию и пригожа на сказание всяких книг, и церковных и глаголемых елиньскых, понеже от младыя юности в сих възрасте и сим наказася добродетельнее и не яко иный некий, многыми почитанми токмо. Посылает же того нашим произволением и хотением, но убо языка не весть русскаго, разве греческаго и латынскаго; надеем же ся яко и русскому языку борзо навыкнет, его же да примете; с ним и честнейшаго священноинока господина неофита духовника, и третьяго брата Лаврентия имянем. Мы же убо, им не взмогохом и еже имехом, честнейше челом бием благовернейшему великому князю и величеству святителства твоего. Дай же господь Бог, яко да и мы узрим воздаяние, которое желаем видети оттолева, еже есть, яко да отошлете паки к нам здравых братию нкшу, ими же надеемся улучити благодарение от великаго князя, твоим съдетелстом и поспешением, еже имут и усты принести братия наша великому ти святителству, ему же паки множае челом бьем». Таким образом, из этих писем видно, что приглашенный Савва – «многолетний старец» с больными ногами, что по причине своего недуга он не в силах исполнить воли государя и святителя. Поэтому прот и ватопедские старцы, чтобы выполнить просьбу, выбрали Максима. Сообщая о всех этих обстоятельствах Василию Ивановичу и митрополиту, ватопедские старцы добавили, что Максим знает только греческий и латинский языки, и что они надеются, что в скором времени он изучит и русский.

Путешествие Максима выдалось очень медленным. По словам Горского А. по пути была длительная остановка в Крыму, где «посланные от великого князя имели свои дела»; Макарий (Булгаков) отмечает, что Максим «прожил несколько времени в Перекопе». Наконец в марте 1518 г. прибыли в Москву: «марта 4, в четверток на третией неделе поста, прииде из Царягорода на Москву Василей Копыл да Иван Варавин; да с ними вместе прииде к великому князю Василью Ивановичю всеа Руси из Царяграда, от вселенскаго патриарха Феолипта, митрополит Григорей Грек от града Жихна Цареградскиа области; да с ним вместе приидоша старцы от святыя горы Афонскиа к великому князю государю и к первосвятителю Варлааму митрополиту всея Русии бити челом великому государю о нищите поможениа, милостыни ради: от Благовещениа пречистыа Богородица из Ватопеди монастыря три старцы. Максим Грек да Неофит священноинок Грек да Лаврентий Болгарин, а от святаго великомученика Пантелеймона из Руского монастыря Сава преименитый игумен; а наперед тех старцов за год пришел от Четыредесяти Мученик от Ксиропотама монастыря Исаиа священноинок Сербин; да с митрополитом пришел патриарший диакон Дионисей Грек. Князь же велики Василей Иванович всея руси приат митрополита Григориа и старцов святыа горы Афоня».

Василий III принял гостей с великой честью и назначил им для жилья кремлевский Чудов монастырь, выдавал им пищу от своего стола и часто, как и митрополит Варлаам, беседовал с ними: «велел им пребыти в монастыри святаго Архистратига Михаила честнаго и славнаго его Чюдеси, пита их и доволя всякими доволями потребами от своеа царскиа трапезы, такожде и первосвятитель Варлаам митрополит всеа Руси ко Григорию митрополиту града Жихна и к старцем святыа горы великую любовь и честь показуаше, и к себе призыва и с ними часто беседоваше о божественных словесех духовных».

В «Сказании о Максиме философе» говорится о том, как Василий Иванович приглашает Максима, вводит в свою царское книгохранилище и показывает бесчисленное множество греческих книг: «Сей же инок в многоразмышленном удивлении был о толиком множестве безчисленного трудолюбного собрания и с клятвою изрек пред благочестивым государем, что даже и у греков не сподобился видеть такое множество книг: никогда, православный государь, даже в среде греческого любомудрия, я не видел такого рачительства о Божественных сокровищах. Великому государю приятно было слушать эти речи, и он передал книги Максиму, чтоб он рассмотрел и разобрал их, выбрав из них еще не переведенные на русский, сиречь словенский язык. И очень скоро он представил великому самодержцу список с названиями тех книг, которые не переведены на словенский, а великий князь приказал хранить их отдельно от остальных и не смешивать с ними». В «летописной книге» Свято-Троицкого монастыря читаем: «Егда же узре у великаго князя в царской книгохранителнице греческаго языка книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в Греческой земли толико множество книг не сподобихся видети…».

«Осмотревши всю библиотеку, Максим спросил Великаго Князя, какую бы он желал первую книгу перевесть на Славянский язык? Великий Князь посоветовался с Митрополитом и боярами, и с общаго совета было решено заняться переводом толковой псалтыри, так как эта книга наиболее других обращалась в руках: с нея начинали знакомиться с грамотою; к ней всего чаще обращались в церковном богослужении; она служила и для домашняго благочестиваго употребления». О вызове переводчика для Толковой псалтыри по «постороннему совету» свидетельствует и сам Максим, когда уже после перевода писал великому князю: «и ныне Господь воистину воздвиг твою державу к переложению толкований псалмов…Царство твое…., разумом просвещенное и душею божественныя ревности исполненное, сообщает немедленно совет преосвященнейшему о Господе отцу своему, господину Варлааму, митрополиту всея Руси, и, молитву от него и благословение приняв, скорейше письменами не праздными, но исполненными изобильно человеколюбия, подобно плодоносным колосьям, посылает к проту и инокам во святой горе пребывающим, призывая от честной обители Ватопеда Савву». Иконников считает, что главной причиной вызова переводчика была «порча» книг жидовствующими: «порча книг жидовствующими должна была обратить особенное внимание на нее в то время когда «все о вере пытали», а между тем Псалтырь составляла основу знания и житейской мудрости». Известно, что к тому времени в России уже были в славянском переводе два толкования на псалтырь: одно приписывалось святому Афанасию Александрийскому, и другое – блаженному Феодориту Кирскому.

Новая же толковая псалтырь соединяла в себе толкования многих древних святых отцов и учителей Церкви, и соответствовали современным запросам при новых условиях в борьбе против ересей. Поскольку Максим поначалу плохо понимал церковно-славянский язык, ему в помощники дали русских «книжных людей»: известного Дмитрия Герасимова, бывшего в подручных у архиепископа Геннадия при «собирании» полной русской Библии, и Власия Игнатьева – людей, хорошо знакомых с латинским языком, которым, понятно, владел и Максим Грек. Были также прикомандированы к нему и писцы: монах Сергиева монастыря Силуан (Селиван) и «зело славный» каллиграф Михаил Медоварцев. Впоследствии Силуан стал самостоятельно переводить с греческого и считал Максима Грека своим учителем. Святогорец со своей стороны свидетельствовал о высоком качестве переводов своего ученика. С помощью учителя Силуан перевел беседы святителя Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея. Максим, начав работу, переводил толкования с греческого на латинский, а его помощники уже с латинского на славяно-русский, то есть тогдашний церковно-славянский литературный язык. При таком положении дела, разумеется, контроль перевода со стороны главного переводчика (т.е. самого Максима Грека) был проблематичен. А. Горский дает высокую оценку осуществленному святогорцем переводу и указывает на то, что в ряде случаев переведенный им текст выгодно отличается от общепринятого славянского текста, особенно в отношении грамматических форм.

Конечно, то, как Святогорец «обращался» со священными текстами, вызвало определенное недоумение и недовольство даже среди его сотрудников. Указывали на то, что Максим слишком смело менял местами текст святой книги, хотя на самом деле это были всего лишь исправления грамматических и стилистических ошибок или же удаление явных несообразностей, вкравшихся в славянский текст после ряда копий без сверки с подлинником. Максим смотрел на свое дело с точки зрения филологической и научно-критической, а его окружающие – с буквалистической, то есть попросту не понимали оснований его исправлений. Завершив в 1519 г. перевод Толковой Псалтири, на что ушло год и пять месяцев, афонский учёный инок в послании к Василию III, послужившем введением к Псалтири, благодарит великого князя и просит достойного вознаграждения своим помощникам, а себе – разрешения возвратиться на Святую гору: «избавь нас от печали долгой разлуки, возврати безбедно честному монастырю Ватопедскому, давно уже нас ждущему…Дай нам совершить обеты иноческия там, где мы их произнесли, пред Христом и страшными Его Ангелами, в день пострижения. Отпусти нас скорее в мире, чтобы нам возвестить и там находящимся православным о твоих царских доблестях, да ведаю бедствующие христиане тех стран, что есть еще на свете царь, не только владеющий многими народами, но и цветущий правдою и православием, подобно Константину и Феодосия Великим». Дунаев Б. И. замечает, что в этом и многих других посланиях Максим Грек систематически проводит идею освобождения Греции от власти турок «рукою» московского князя, пытаясь воздействовать на религиозные чувства. Василий III передал полученный от Максима перевод на рассмотрение митрополиту Варлааму. Как повествует «Сказание о Максиме»: «не по мнозе времяни преосвященный митрополит приходит в царевы полаты со всем своим освященным собором, и единому от клирик носящу ону новопреложеную Псалтирь; и сию соборне похваляют и источник благочестия нарицают».

Государь щедро вознаградил переводчика, пожаловал иконами, и деньгами, и платьем его спутников Неофита и Лаврентия и отправил с ними богатую милостыню Великому Патриарху. Самого же Максима великий князь не согласился отпустить на Святой Афон. «Митрополит и государь, естественно, могли желать и ожидать от Максима еще таких же полезных трудов. И действительно, ему было поручено теперь весьма важное дело – исправление богослужебных книг, которое он начал с Триоди при помощи прежних своих сотрудников – Димитрия и Власия». Отметим, что вопрос исправления священных и церковных книг – не только литературный, но и общегосударственный, если иметь в виду практическое его значение в борьбе с ересями.

Помимо этого, святогорец осуществил перевод Толкового Апостола, а также «Толкования Иоанна Златоуста на книгу Деяний Апостольских». В рукописи, содержащей толкование Златоуста, датируемой А. И. Ивановым 1520 годом, после толкований на Деяния помещено повествование о мученичестве святого апостола Павла, а также толкования на семь соборных апостольских посланий и на четырнадцать посланий апостола Павла. Кроме того, святогорец перевел ряд статей из греческого Номоканона патриарха Фотия для Кормчей Вассиана Патрикеева, а также статьи из сборника «Жития святых» Симеона Метафраста.

Исследователи творчества Максима предполагают, что святогорец «является, если и не автором перевода» антилатинских сочинений святителя Фотия, патриарха Константинопольского, «то по крайней мере редактором прежнего текста», который, по утверждению Е. Е. Голубинского, существовал на славянском языке на Руси с древнейших времен.

К своей переводческой деятельности Максим Грек подходил с большой ответственностью и рассудительностью. Он переводил только то, что считал полезным для русских читателей. Известен случай, когда афонец решительно отказался переводить «Церковную историю» блаженного Феодорита, потому что довольно подробное изложение различных еретических лжеучений, содержащееся в этой книге, с его точки зрения, могло принести некоторый вред читателю, не имеющему глубоких богословских познаний и тонкого критического чутья: «рекл бое си тогда ко мне: достигоша тебе, окаянне, греси твои о немже отреклся превести ми священную книгу блаженнаго Феодорита. О преслушании же сем отвещаю истинною твоему преподобству, яко ни за едино ино преслушах тя тогда, разве сего ради, сиречь, да яко таков превод будет претыкание и соблазн неким православным от посланий Ариевых и Македониевых и иных неких ересей началник».

Итак, главным содержанием деятельности Максима Грека в 1518-1525 гг. были переводы и их объем весьма значителен. Одновременно он выступил и как писатель-публицист, автор посланий великому князю Василию III, видному дипломату и публицисту Федору Карпову, ученому богослову и медику Николаю Булеву (Немчину) и другим лицам. Необходимо заметить, что Максим Грек привлекает к себе и внимание современников широтою знаний, интеллектом и духовностью. Вокруг него собираются любители знания. Они обсуждают вместе не только богословские темы, но и злобу дня. Среди них оказываются: инок Вассиан (князь Патрикеев), «сильным при дворе, но противником всего духовенства и в особенности Иосифова волоколамского монастыря», Иван Берсень, Иван Токмаков, Василий Тучков, Иван Сабуров, Федор Карпов, Петр Шуйский, Андрей. Холмский и другие влиятельные при дворе вельможи. Чудовская келия Афонца становится притягательным местом для мыслящих русских людей, превращается в своего рода литературный философский клуб. Это во многом предопределило его дальнейшую судьбу.

По «Посланиям» можно представить взгляды Максима Грека на многие явления и предметы того времени. Так, святогорец был убежденным сторонником византийского учения о симфонии Церкви и государства, сформулированного в VI веке императором Юстинианом. Согласно этому учению, священство и царство – два богоустановленных института, призванных содействовать спасению человека. Святогорец пишет, что среди бесчисленных благ, изливаемых Богом на род человеческий, «два превелиа и божественнейша суть священство и царство, по великому во царех Иустиниану, сице глаголющему: «Превелиа в человецех суть дарованиа Божия от Вышняго человеколюбиа дана священство и царство: священство убо божественным служаще, царство же человеческих вещей начальствующе и промышляюще, и от единаго и того же Начала обоя исходяща, человеческую украшают жизнь»». Афонец приводит целый ряд примеров «богоизбраннаго супружества» духовных и светских властей из ветхозаветной и новозаветной истории. Первоначально взаимоотношения московского великого князя и митрополита тоже представлялись афонцу воплощением византийской идеи симфонии властей. Максим писал, что «вседивная и преславная держава» Российская благословлена Богом за единомыслие и благочестие главы государства и предстоятеля Церкви. Жизнь внесла некоторые коррективы в первоначальные представления афонца, однако сам принцип симфонии как реально достижимого в земных условиях идеала в глазах святогорца не утратил характера священного и общеобязательного закона.

Максим Грек в «Главах поучительных» говорит, что поставленные на высокое служение, государи и иерархи должны управлять народом по заповедям Бога, помня о том, что в последний день «Владыка Небесный» воздаст каждому по делам его: «сию добродетель потщися стяжати, о благовернейший царю, да и ты со дерзновением глаголеши: аз же правдою явлюся лицу твоему, насыщуся, внегда явитъмися слава твоя; и, о своей помощи и избавления лютых моляся Владыце всех, непостыдно да глаголеши: сотворих суд и правду, не предаждь мене обидящим мя». Обладающие властью над людьми должны в своей деятельности следовать идеалам справедливости и милосердия, быть нелицеприятными и неподкупными.

В идеале иерархи – молитвенники за паству, миротворцы, защитники слабых и угнетаемых, милосердные помощники бедных, ходатаи народа пред правителями, обязанные безбоязненно противостать сильным мира сего в случае нарушения ими законов Божиих: «священство и царство два величайша блага от вышняя божественныя благости дарована суть человеком: ово бо, молитвами преподобными и чистых рук воздеянием, умоляющи всегда Владыку всех о наших согрешениих, милосерда и удобь примиряема с нами сотворяет его; ов же советы премудрейшими и всяческими устроении и смотрении владычески купно и отечески промышляющи о подручных, исправляет всегда царския скипетры на лучшее». Своей деятельностью по укреплению веры и благочестия святители обеспечивают стабильность и процветание государства, поэтому Максим скорбит о государстве Российском, лишившемся, с его точки зрения, дерзновенных пастырей, способных отстаивать правду пред сильными мира сего.

Основываясь на тезисе о божественном происхождении царской власти, святогорец допускает определенное вмешательство светских властей в дела Церкви. Однако, это вмешательство должно ограничиваться рамками канонических и догматических вероопределений и быть направлено на пользу Церкви. Правители, к примеру, обязаны способствовать иерархам в сохранении древнего благочестия и в защите веры, вплоть до физического уничтожения лиц, признанных Церковью еретиками, ибо деятельность лжеучителей является причиной брожения умов и возникновения смут в государстве. В обязанность государственной власти, по мнению Максима, входит контроль за состоянием хозяйственной деятельности Церкви: имеется в виду декларируемая афонцем необходимость пресечения незаконного использования церковных средств в личных целях, которое допускалось некоторыми носителями духовного сана: «…во всякой прохладе и довольством живущее и пространно питающееся и племенники и сродники обильно обогащающа, а нищии Христовы гладом и наготою и страданием погибающее презираеми суть от них. … Таковую же нищих обиду, еюже обидими бывают, кто ин доволен исправити, разве Бога; и царствующим благоверно на земли нужно и зело прилично благочестивым царем сицевыя священническия недостатки, да не реку прегрешения, исправляти, по ревности древних православных царех».

Следует отметить, что святогорец уделяет особое внимание экономической составляющей взаимоотношений между государством и Церковью, а также между монастырем и крестьянами. Однако, сразу нужно сказать, что для афонца проблема взаимоотношений между церковными институтами и различными социальными слоями населения, а также между теми или иными государственными структурами и Церковью представляется скорее проблемой нравственной, чем экономической или финансовой. Благодаря тому, что Максим достаточно много писал на тему монастырского землевладения и связанных с ним проблем, настаивая на воплощении в жизни иноческих обетов о нестяжании, в историографии сложился устойчивый стереотип, согласно которому Максим Грек – один из выдающихся представителей «нестяжателей» и непримиримый противник защищавшегося «иосифлянами» права Церкви на собственность, в том числе недвижимую.

Не останавливаясь подробно на рассмотрении некоторой исторической и духовно–нравственной некорректности разделения русского общества конца XV – XVI веков на «нестяжателей» во главе с Нилом Сорским и «стяжателей» во главе с Иосифом Волоцким, скажем лишь о том, что преподобный Иосиф не менее, чем преподобный Нил или его сторонники, заботился об исполнении монашествующей братией иноческих обетов, в том числе обета нестяжания, хотя его представления о монашеской нищете и о способах ее достижения отличалось от представления по этому поводу Нила Сорского.

Вопреки утвердившемуся мнению, сочинения Максима Грека не дают бесспорных оснований утверждать, что афонец был противником монастырских землевладений. Как пишет Н. В. Синицына, с наибольшей глубиной и обстоятельностью исследовавшая этот вопрос, позиция Максима Грека касательно монастырских земельных владений, а также взаимоотношений монастырей и зависимых крестьян «оказывается шире, чем точка зрения какой-то одной социальной группы или политической группировки, проповедуемый им идеал сам он мыслит как всеобщую этическую норму и всеобщий социальный принцип».

В своих сочинениях святогорец не подвергает сомнению право Церкви в целом и монастырей в частности на обладание землей и селами, а выступает против безжалостного угнетения крестьян, против закабаления и физических наказаний крестьян за неуплату долгов. Распространенную в то время практику предоставления займов крестьянам под проценты он называет «жидовским сребролюбием» и «лихоимством». Не сами по себе земельные владения и богатства, а неправильное к ним отношение отвергает святогорец. Представление об объеме «потребного» – вот что отличает Максима Грека от Нила Сорского. Для Нила идеал устроения монашеской жизни – скиты, где каждый монах содержит себя сам, занимаясь в келье рукоделием и на вырученные средства приобретая самые необходимые для поддержания жизни вещи и продукты питания, а также оплачивая допускаемый в крайних случаях наемный труд; или, в случае крайней немощи, принимая пожертвования, в самых скромных размерах, со стороны добровольных благодетелей. Убранство скитского храма, богослужебные сосуды и облачения, по учению Сорского старца, должны быть дешевыми и простыми, лишенными всяческих украшений. Вполне понятно, что содержание таких скитов не требовало от подвижников крупных финансовых вложений, что, в сочетании с благословляемой Нилом заменой материальной благотворительности монастырей милостыней духовной, приводило к тому, что объем «потребных» для монахов средств был минимальным; при таком положении дел им незачем было владеть землями и селами.

В своих воззрениях на идеал монашеского жительства Максим Грек во многом отличался от Нила Сорского, хотя имел ряд убеждений, которые объединяли его с идейным вождем заволжских старцев. Начнем с того, что Грек был сторонником украшения храмов; в этом вопросе он был единомышленником Иосифа Волоцкого. Содержание богатых храмов требовало больших материальных затрат. В системе мировоззрения Максима это не вызывало затруднений, поскольку его идеал монашеского жительства – большой общежительный монастырь, для содержания которого считается целесообразным принимать пожертвования от благодетелей. Другая статья монастырских доходов, по Максиму Греку, – использование наемного крестьянского труда. Третий, пожалуй, лучший, с его точки зрения, источник дохода – собственный труд монастырской братии, требующий, разумеется, наличия у монастыря определенной собственности. Основное отличие концепции Максима Грека от концепции Нила Сорского заключается в том, что Грек возлагает на монастыри выполнение социальной функции, заключающейся в оказании помощи бедным.

Это значительно расширяло объем необходимой для монастыря собственности по сравнению с тем объемом, который был необходим монахам, живущим по уставу Нила Сорского. Максим Грек отвергает не монастырскую собственность как таковую, а любостяжание и многостяжание, лихоимство и ростовщичество. Афонец критикует монастырские власти за то, что иногда они «уподобляются» мирским чиновникам. Вместо того, чтобы оказывать помощь нищим, погибающим от голода и холода, они растрачивают церковные средства на роскошные пиры и «обильно обогащают родственников и единоплеменников». Святогорец отмечает, что чрезмерное увлечение хозяйственной деятельностью недопустимо для монаха, ибо она отвлекает его, вовлекая в недопустимые для инока ссоры и распри. По его убеждению, монастырские средства принадлежат нищим и должны быть направлены на облегчение их участи. Богоугодное дело – давать взаймы нищим, но при этом недопустимо брать с них процнты. Напротив, в случае неспособности крестьянина отдать долг сполна, монастырские власти, как учит афонец, должны проявить снисхождение к ближнему и не требовать возвращения долга. Крайне недопустимо насильственное лишение крестьянина его собственности и превращение его в бесправного раба, полностью зависящего от монастыря. В случае нарушения указанных принципов государь чрез своих подчиненных должен вмешаться и исправить положение дел в этой сфере.

Изложенная позиция Максима, казалось бы, соответствует имеющему многовековую историю стремлению светских властей к секуляризации церковной собственности. Однако, это совсем не так. Провозглашенный афонцем принцип недопустимости насильственного присвоения чужой собственности распространяется не только на отношения между монастырями и крестьянами, но в равной мере на взаимоотношения между государством и Церковью. Любое насильственное перераспределение собственности недопустимо – вот что постулирует Максим. Эта позиция не позволяет считать его идеологом секуляризации. Допускаемое афонцем вмешательство светской власти в финансово–экономическую деятельность монастыря как церковного института имеет целью устранить злоупотребления в этой сфере и направить средства монастырей на удовлетворение нужд нищих. Секуляризация, напротив, лишает Церковь возможности совершать благотворительную деятельность, ибо отнимает у нее все необходимые для этого средства.

Для правильного понимания учения афонца о необходимости государственного контроля за финансово-экономической деятельностью Церкви следует обратить внимание на то, что он имеет в виду православного монарха, носителя власти, полученной от Бога. Сам такой правитель является членом Церкви, носителем определенных даров Бога, полученных им при помазании на царство. Такой монарх ответственен за состояние дел в Церкви. У святогорца мы встречаем концепцию, ведущую не к обмирщению Церкви, а, напротив, к одухотворению государства, попытку подчинения носителей светской власти канонам и нравственному учению. Именно в этом смысл симфонии властей, как понимает ее Максим Грек. Не случайно он уделяет особое внимание духовно–нравственному облику государя. В его концепции это имеет чрезвычайно важное значение: ведь человек, в обязанность которого входит контроль за определенной сферой церковной деятельности, должен быть свободен от определенных страстей, наличие которых у государя сделает его вмешательство в церковные дела гибельным как для Церкви, так, в конечном счете, и для государства.

По этой причине, святогорец дает ряд наставлений Василию III, а затем Ивану IV. Для Максима Грека нет ничего удивительного в том, что обычный монах учит первое лицо в государстве, ибо, по глубокому убеждению афонца, не только царь может в определенных случаях вмешиваться в церковные дела, но и представители духовного сословия и монашеского чина должны оказывать определенное влияние на представителей светской власти, в том числе на царя, ибо на них лежит ответственность за духовно−нравственное состояние всего народа. Для представителей духовного чина определенное вмешательство в дела государя тем проще, что само по себе царское служение получает нисходящее свыше освящение через их посредство. По учению афонца, монарх, попирающий церковные догматы и каноны и поступающий вопреки интересам Церкви, фактически нисходит с высоты своего служения как помазанника Божиего и уподобляется безбожным римским императорам – гонителям Церкви. Между тем, за грех царя страдает целый народ, равно как и за добродетели царя Господь благословляет все его царство. Следовательно, духовно–нравственное возрождение души государя является одним из условий благополучия в государстве и наилучшим примером для всех его подданных. В доказательство этой мысли афонец приводит слова древнего философа: «Получив в управление царство, будь достоин его, ибо царь есть одушевленный, живой образ Божий»